Казалось, прошли часы, прежде чем она раздела его, дни, прежде чем она, склоняясь все ниже и ниже, словно погружаясь в бесконечность, наконец прильнула к нему. Когда он ощутил на лице ее горячее дыхание, его бросило в жар. Потом она выпрямилась и стала двигаться вперед, пока он не вошел в нее так глубоко, что они слились в единое целое.

Он открыл глаза, приходя в себя после захлестнувшей его лавины чувств, и увидел над собой плоский живот, бедра, выпирающие ребра; все ее тело тянулось вверх, упругие груди приподнялись, руки были над головой, а лицо скрывала темнота. Казалось, она росла из него, словно дерево.

На какой-то момент туман в голове, вызванный ЛСД, рассеялся, и он увидел, что бабочки на шелковой ширме вовсе не порхают, а девушка над ним — тоже во власти наркотических галлюцинаций.

Из-за ширмы донесся смех, музыка, по потолку забегали блики. Он помнил, что на какой-то момент сознание совершенно прояснилось. А потом он снова поплыл, вырастая внутри девушки, словно разбухший корень, а она раскачивалась над ним, будто ствол с ветками — руками и ногами — и листьями — волосами.

У Паскью голова закружилась от воспоминаний. Он закрыл глаза, потом снова открыл, стараясь проанализировать свои ощущения. Кто была та девушка? «Марианна, — подумал он, — или Сюзанна. Да, наверное, Сью». Он подошел к окну и стал считать вспышки маяка, чтобы хоть немного успокоиться. Дошел до тридцатой и остановился. Взгляд застыл, губы безвольно опустились, будто он входил в состояние транса. Телефон позвонил три раза, прежде чем он услышал.

— Сэм? — говорили приглушенно, но не шепотом. Паскью напряженно старался узнать его. — Сэм...

— Ты посылал мне письмо? — это был не вопрос, скорее утверждение.

— Да, посылал.

— И что тебе нужно? Деньги?

— Деньги? — переспросили на другом конце провода. Поскольку слово произнесли шепотом, Паскью не понял до конца — то ли он своим вопросом оскорбил собеседника, то ли позабавил. — Нет, Сэм, не деньги мне нужны.

— Я знаком с тобой?

— У нас есть общий друг.

— Кто?

— Лори Косгров.

Паскью промолчал.

— Думаю, нам следует поговорить о Лори. О том, что с ней случилось.

— В каком плане? — произнес Паскью и тут же осознал, насколько напыщенно прозвучала эта фраза из адвокатского обихода.

Теперь уже стало ясно, что собеседник развеселился. Он тихонько усмехнулся, а потом сказал, пародируя Паскью:

— В каком плане? Ну, как бы это сказать... В плане вины за содеянное, вероятно. В плане раскаяния. В общем, следует подвести черту. И завершить это достойным образом.

— Достойным для кого?

— Для кого-о-о-о-о! — Голос снова передразнил его. — Ну, конечно же, для меня.

— Значит, речь все-таки идет о деньгах.

— Думай, как тебе угодно.

Было в голосе что-то знакомое, но Паскью никак не мог уловить, что именно. Нарочитая приглушенность обесцвечивала голос, делала его безликим. Паскью старался предугадать, выйдет ли из себя собеседник, если его хорошенько огорошить, и у него появилось искушение упомянуть о гибели Ника и посмотреть, что из этого получится. Но потом он решил, что идея не очень удачная — он лишится единственного своего преимущества. Пусть лучше незнакомец считает, что он в полном неведении.

— Так ты хочешь со мной встретиться? — Паскью постарался придать голосу выражение усталости и нетерпения.

— Да, конечно. Заскочишь ко мне? Я буду ждать.

Но Паскью решил заранее: он сам выберет место встречи, если она неизбежна.