— Или же он просто соучастник, работающий в паре с тем, кто дал информацию.

— А еще это мог быть Чарли. Или Люк.

Она не ответила. И он пояснил:

— Ник мертв, но это не я.

— Да, — согласилась Софи. — Я не дура. Вижу, что круг сужается. — Паскью уловил раздражение в ее голосе: интересно, чье имя ее так взбудоражило? С полуулыбкой она продолжила: — Такой, как Чарли, способен на все.

Паскью попробовал представить себе Чарли: живой, нервный, остроумный, обворожительный, быстро говорит.

И, словно оправдывая Чарли, она добавила:

— Это могла быть и женщина. Например — я, или Сюзан, или Марианна.

Паскью поднял раненую руку, которую уже показывал ей на берегу; нитки развились, похожие на кусочки ржавой проволоки.

— Не забывай — я был здесь. И встречался с ним.

Софи передвинулась на скамье и встала. Когда она повесила сумочку на плечо, Паскью заметил выпирающий изнутри пистолет.

— Покажи мне. — Она отступила на пару шагов, как будто торопилась уйти.

Паскью удивился. Бармен встревожился и переводил взгляд с одного на другого.

— Покажи мне это место.

Софи повернулась и пошла к двери, уверенная, что Паскью последует за ней.

Они взбирались по холму, держась рядом, с бодрым видом — настоящие покупатели, которые хотят осмотреть дом при дневном свете. На Софи был твидовый жакет, присборенный в талии, блузка устричного цвета и узкий галстук с голубой булавкой и пуговицами лазурного цвета. Галстук развевался на ветру, как хвост бумажного змея.

— А у тебя как дела? — спросила Софи. О доме они не промолвили ни слова, будто договорились не вспоминать о нем, пока не придут туда.

— Значит, ты можешь спрашивать, а я нет?

— Ты выносишь вердикты. В этом вся разница.

— Я был женат, теперь — нет.

Она улыбнулась, будто вспомнила удачную шутку.

— Так во всем мире, — сказала она, — во всем огромном мире.

— Это мог быть и ты.

— Но это не я.

Он отвернулся от Софи и пошел наверх, в ту самую комнату. Там по-прежнему ничего не было, кроме соснового шкафа. Осмотрев все внимательно, он приметил крошечные осколки стекла и фарфора, застрявшие в углах, между досками пола у плинтусов — там, куда не добралась щетка.

Софи остановилась в дверях, огляделась, опустив увесистый пистолет. Паскью вытянул вперед руки, словно торговец, демонстрирующий товар.

— Это произошло здесь? — спросила она.

— Можешь все как следует рассмотреть, — сказал Паскью, отвернувшись к окну.

Из мебели в комнате не было ничего, кроме старого гардероба. В трещинах на стенах Софи заметила блестящие, как слюда, крылышки жуков. А на стене, прилегающей к двери, и на полу — затертые кем-то пятна крови в виде полос, разводов и кружков величиной с монетку.

Она провела рукой по размытому кровавому пятну, блеклому, как намокший шелк.

— Почему ты остался?

— Может быть, чтобы перекусить? Кто знает? Все казалось странным. Меня словно загипнотизировали. Я не знал, что произойдет, но не особенно волновался. Это походило на шутку и потому успокаивало. Я сел, начал есть, выпил вина и ждал, пока появится хозяин.

— Но он не появился.

— В первый раз — нет.

— А во второй?

— Во второй я здорово испугался. Понял, что он рядом — где-то в доме, и уже начал игру. Приготовления еще не закончены — бутылка вина не откупорена, свечи не зажжены.