— Надеюсь, — сказал он им, — теперь вы убедились в прочности лассо и не будете колебаться.

Курумилла, ни слова не говоря, спокойно подошел к краю бездны и точно так же переправился на противоположную сторону.

За ним последовал дон Пабло, а затем и дон Мигель.

Теперь на площадке оставались только двое: Валентин и генерал Ибаньес.

— Теперь ваша очередь, генерал, — сказал Валентин, — я должен переправиться последним.

Генерал грустно покачал головой.

— Я не смогу этого сделать, — сказал он.

— Что вы сказали? — спросил он, наклоняясь к генералу.

— Я не в силах переправиться, — отвечал тот. Охотник с удивлением посмотрел на него. Он слишком давно знал генерала и видел его при таких обстоятельствах, что не мог сомневаться в его храбрости.

— Почему же? — спросил он.

Генерал Ибаньес встал, крепко пожал Валентину руку и прошептал ему на ухо сдавленным голосом:

— Потому что я боюсь.

Услышав это неожиданное признание, Валентин в изумлении отшатнулся и внимательно посмотрел на генерала, — настолько оно показалось ему чудовищным в устах такого смелого человека.

— Вы шутите! — воскликнул он.

Генерал Ибаньес покачал головой.

— Нет, я не шучу, — сказал он, — это чистая правда. Да, я понимаю, — продолжал он, вздохнув, — что это должно показаться вам странным, не правда ли — я, которого вы до сих пор всегда видели встречающим опасность со смехом, которого ничто не могло… Но что делать, мой друг, это так… Я боюсь. Я не знаю почему, но при мысли, что мне предстоит переправиться через эту пропасть, держась руками только за веревку, которая каждую минуту может оборваться, мною овладевает непреодолимый ужас, от которого я дрожу. Этот род смерти мне представляется отвратительным, и я ни за что не решусь проделать то, что совершили вы и все остальные.

Валентин внимательно слушал взволнованную речь генерала, которого теперь трудно было узнать. Он побледнел, по лицу его струился пот, он весь трясся, как в лихорадке, и его голос дрожал.

— Ну, — сказал Валентин, стараясь улыбнуться, — это все пустяки. Пересильте себя, и вы преодолеете этот страх, вызванный в вас только головокружением.

— Я не знаю, отчего он происходит, но уверяю вас, что я сделал все что мог, чтобы победить его.

— И что же?

— Все было напрасно. Мне кажется даже, что чем больше я стараюсь пересилить себя, тем сильнее страх овладевает мною.

— Как! Вы… Такой смелый… Подумайте, оставаться здесь нельзя, возвращаться тоже поздно, остается одно — сделать то же, что сделали и все мы.

— Все, что вы мне говорите, я уже себе и сам говорил, но, повторяю вам, я скорее застрелюсь, чем решусь переправиться таким способом.

— Но ведь это безумие! — воскликнул охотник.

— Как вам угодно. Я не хуже вас понимаю, что кажусь смешным, но ничего не могу с собой сделать.

Валентин в отчаянии топнул ногой и бросил взгляд в сторону своих спутников, которые, собравшись на противоположном краю бездны, не могли понять, отчего произошла заминка.

— Слушайте, генерал, — сказал он через мгновение, — я не покину вас так, что бы ни случилось. Нас связывают слишком тесные узы, чтобы я мог оставить вас умирать от голода на этой скале. Если для вас действительно невозможно перебраться через пропасть так, как перебрались наши спутники, то я найду другой способ, позвольте мне только действовать.