Вернётся ли он сюда? Или ему не доведётся более увидеть Москву из окон Большого Кремлёвского дворца? Бог весть…

Иосиф Виссарионович Сталин неторопливо набил трубку табаком и раскурил её, медленно окутываясь ароматным дымом.

— Ви, товарищ Юрковский, — проговорил он неспешно, — нэ торопитесь виполнить приказ товарища Лэнина. Нэ торопитесь. Владимир Ильич мечется, он, как смертельно больной человек, хватается за жизнь. Такой больной готов повэрить любому шарлатану, готов мощи прикладывать, даже будучи атэистом, лишь бы выздороветь…

— Ленин создал первое в мире государство рабочих и крестьян, — осторожно сказал Авинов. — Вот он и мечется. Боится, что труд всей его жизни постигнет крах.

— Нэ так, товарищ Юрковский, совсэм нэ так… — покачал Сталин головой. — Лэнин только объявил о создании пэрвого пролетарского государства, а вот для того, чтобы создать его нэ на плакатах, а в жизни, потрэбуются годы. Но Владимиру Ильичу это не удастся.

— А почему-с?

(Склонность к «словоерсам», имевшаяся у настоящего Юрковского, не хотела прилипать к его «заместителю», но Авинов старался хотя бы изредка вставлять эти идиотские «да-с» и «нет-с». Нельзя было выходить из образа.)

Наркомнац ответил с силою:

— А потому, что ему это нэ нужно! Лэнин, как и Троцкий, нэ любит Россию, не ценит её народ. Им нужна мировая революция, а РСФСР для них всэго лишь плацдарм для установлэния социализма во всём мире.

— Товарищ Сталин… — решился Кирилл. — А что нужно вам? Вам лично? Чти бы вы сами хотели создать?

Иосиф Виссарионович не удивился вопросу. Он не нахмурился, не покосился подозрительно — с некоторых пор комиссар Юрковский был у наркома на доверии. Сталин затянулся и выпустил струю дыма.

— Мнэ нужен Союз Советских Социалистических Республик! — медленно, глуховатым голосом проговорил он. — Великая, могучая страна! Страна, где мы возведём гигантские заводы, засеем тучные поля, где всэ будут работать, дети будут ходить в школу, молодёжь — овладевать знаниями в университетах, а старики — пользоваться почётом. Страна, которую друзья будут уважать, а враги — бояться. Вот что я хочу создать, товарищ Юрковский!

— Я тоже этого хочу, товарищ Сталин, — честно признался Авинов.

Где-то в полтретьего Кирилл вышел ко 2-му Мариинскому, занесённому снегом, — одна набитая тропочка вилась посередине. Кузьмич уже дожидался его.

— Здравия желаю, ваш-сок-родь, — осклабился ординарец.

— Тише ты!

— Дык нету ж никого.

— Мало ли…

— Стало быть, назад возвертаемся? Кхым-кхум…

— Выходит, что так. Рад?

— Дык ещё бы! Ядрёна-зелёна! Сколь можно-то?

— Твоя правда, Кузьмич… Пошли.

В отделе по выдаче пропусков засели десять тёток с жестоким выражением лица.

Одна из них, с неудовольствием оглядев посетителей, пробурчала:

— Подождите, вас вызовут.

В кармане у Кирилла лежал мандат за подписью Ленина, но он решил приберечь грозный документ для случая чрезвычайного.

А советскую бюрократию и потерпеть можно. Если недолго.

— При царе-батюшке, — ворчал Елизар Кузьмич, — чиновной братии в десять раз меньше было, зато работа шла. А эти только и знают, что жопы ростить…

Заняв очередь за угрюмым толстяком с пузатым, потёртым портфелем на коленях, Авинов присел на лавочку, отполированную седалищами до блеска.

Ждать пришлось не слишком долго — вышел чекист в кожаной куртке и зачитал список.