Родители переглянулись снова – я терпеть не мог эту их манеру переглядываться у меня на виду, словно говоря друг другу: «Тссс, главное, чтобы Мартин ничего не узнал!». Я не мог разобрать, что же выражают их лица. Смущение, тревогу? Или страх?

С каждой минутой на душе становилось все тяжелее. Захотелось закурить, хотя я не курил уже больше двух лет. Начал на первом курсе, когда начались занятия в анатомическом театре, и почти сразу бросил. А еще захотелось плюнуть на все и уехать к Жене с Сашей.

Промелькнула совершенно безумная мысль: а что, если остаться здесь? Совсем остаться?

Да-да, конечно. Размечтался.

11.

Бабушкина квартира оказалась очень маленькой и темной. Сосед сказал маме, что когда-то здесь были большие барские апартаменты, которые поделили на три части. Бабушка жила в самой маленькой – однокомнатной с крохотной ванной и кухней, выходящей окном на брандмауэр соседнего дома.

Поминки проходили тихо и мрачно. Старухи в черном сновали из кухни в комнату и обратно с тарелками, сердито зыркая глазами. На серванте стояла большая бабушкина фотография, рядом – горящая свеча в маленьком фарфоровом подсвечнике и рюмка водки, накрытая кусочком хлеба. Я вспомнил слова крестной о том, что это языческий обычай, не имеющий никакого отношения к православию, и по глупости попытался это озвучить. Бабки налетели на меня, как коршуны. После этого я сидел молча и даже не пытался вставить словечко в разговор. Молчали и родители. Бабушкины знакомые тихонько переговаривались, но я их не слушал.

Мое внимание привлекли фотографии на стене. Их было много, частью совсем старые, видимо, еще дореволюционные – судя по платьям и прическам женщин. Были и поновее. Молодой мужчина, почти юноша в пилотке и солдатской гимнастерке. Девушка в пестром платье с волосами, уложенными валиком надо лбом. Свадебная фотография: совсем юные невеста в светлом платье с юбкой, едва прикрывающей колени, и жених в узковатом костюме.

- Это твои бабушка с дедушкой, - шепнула мама, показывая на фотографию молодоженов. – Тут им по девятнадцать лет. Моложе тебя.

- А это? – я кивнул в сторону солдата и девушки в пестром платье. – Твои бабушка с дедушкой?

- Да. Твои прабабушка Нонна и прадедушка Аркадий.

В это время все уже начали вставать из-за стола, кто-то уходил вообще, кто-то вышел на лестницу покурить. Я тоже встал и подошел поближе, чтобы как следует рассмотреть фотографии. И увидел под фотографией бабушки Вероники и дедушки Григория выступающий темный прямоугольник.

На месте этой фотографии раньше висела другая, побольше.

- Смотри, - сказал я маме. – Похоже, эту фотографию повесили сюда совсем недавно. Обои не успели выцвести.

- Не знаю, - резко ответила мама и вышла из комнаты.

- Простите, - я дотронулся до рукава проходящего мимо Бориса Антоновича. – Вы не помните случайно, какая здесь раньше фотография висела?

- Да я и был здесь всего пару раз, - поморщился тот. – Это жена моя к бабушке твоей часто заходила. У нее спроси.

Но Анна Васильевна буркнула недовольно, что у нее нет привычки интересоваться чужими делами и разглядывать чужие фотографии. И вообще, они с бабушкой в основном на кухне сидели, чай пили.

Наконец все разошлись. Родители убирали на кухне вымытую кем-то из старух посуду. Я вышел к ним.

- Мам…

Она посмотрела на меня – устало, тускло. Слова застряли у меня в горле. Нет, определенно не стоило сейчас на эту тему. Позже. Может, завтра. Все равно мы рассчитывали пробыть в Питере еще недели две или даже больше.

- Вам помочь?

- Спасибо, Мартин, мы уже закончили. Сейчас передохнем минут десять и в гостиницу. Завтра много дел. Ты чем собираешься заниматься?

- В Эрмитаж пойду, - буркнул я.