- Мартин, пойми меня правильно, я не стала бы обо всем этом говорить, но ты сам сказал, что это необходимо.

- Да, - кивнул я, сцепив зубы. – Необходимо. Рассказывайте.

- И потом, я же врач…

- Я тоже. Будущий.

- Правда? – оживилась Дарья. – Молодец какой! Специальность не выбрал еще?

- Выбрал. Эндокринологию. Но это неважно.

- В общем… Говорили, что с Олей у него ничего не получалось. Ну, в интимном плане. Они встречались, но… Нет, все-таки это неправильно – обсуждать с ребенком интимную жизнь его родителей.

Вот тут-то я и взорвался.

- Знаете, Дарья Васильевна, - прошипел я, нависнув над ней, - я вас впервые вижу, но открою вам маленький секрет. Я вообще-то такой же. Как отец. Наверно, это наследственное. В смысле, девушкам редко отказываю. А вот недавно встретил такую, которая сама мне отказала. В смысле, она не спит с первым встречным. Потому что хочет прожить всю жизнь с одним. И я сначала здорово на нее разозлился. А теперь вот думаю, что если бы мои родители были такими же, как она, нам с вами сейчас не пришлось бы обсуждать их интимную жизнь в надежде вычислить урода, который убил отца и чуть не убил мать.

Дарья свекольно покраснела и нервно заулыбалась.

- Мартин, ты же понимаешь, что такие девушки, как твоя знакомая, - музейные экспонаты. Да и неизвестно еще, что она скажет через несколько лет.

- А мне плевать.

Мне очень хотелось выйти и громко хлопнуть дверью – до того было противно. Но я понимал, что сделаю только хуже. Потому что прийти к Дарье после этого снова я уже не смогу, а кто еще мне расскажет об отце?

- Простите, - я сел обратно на стул и опустил голову, разглядывая плохо прокрашенную нитку на брюках.

- Ничего, Мартин, - кивнула Дарья. – Я понимаю, это все очень неприятно слушать. Мне бы не хотелось узнать что-то подобное о своих родителях.

- Давайте обойдемся без подробностей. В конце концов они поженились, хотя и после моего рождения. И спали до последнего дня в одной постели.

- Хорошо. В общем, твои родители встречались где-то год или около того. Потом что-то случилось. Я не знаю, что именно. Ольгу больше никто не видел. Гриша говорил, что Мики вызывали к следователю, он давал какие-то показания. И это было связано с Ольгой. И два последних курса Мики был один. Совсем один. Институт – клиника – общежитие – библиотека. Он очень изменился. Совсем перестал с кем-то общаться. Только учился. Как одержимый. Получил красный диплом. Ему не надо было поступать в интернатуру, он должен был учиться дальше у себя дома. Но он почему-то не уехал. Гриша говорил, что он продлил визу, снял комнату и жил здесь еще несколько месяцев. Но мы не знали, что он женился на Ольге и увез ее с собой. Пожалуй, это все, что мне известно.

- Все? – мне захотелось запустить в нее чем-нибудь тяжелым.

- Ну… Я не знаю, что еще может пригодиться.

- С кем он дружил? Из однокурсников?

- Насколько я знаю, особо ни с кем. В смысле, ни с кем близко. С Гришей разве что. Ну, в одной комнате ведь жили.

- А вы не знаете, как его найти, Гришу этого? – я сделал стойку не хуже охотничьей собаки.

- Это вряд ли, - вздохнула Дарья. – Он лет пять как уехал жить в Израиль.

45.

Я ехал в метро через весь город, и мне казалось, что мозг вот-вот закипит. Мозг закипит, а череп под давлением лопнет, и кипящий мозг разбрызгается по стенам вагона.

Что-то тут явно не монтировалось.

Хронологически получалось, что родители познакомились весной или летом 85-ого. Отец перешел на четвертый курс, а мама – на третий. А в июне 86-ого родился я. Как-то не слишком стыкуется с разговорами о том, что они просто так встречались, платонически. Значит, никто из сокурсников отца не знал, что мама была беременна, родила ребенка?

Круцефикс, до чего меня достало копаться в семейном грязном белье, кто бы знал.