В общем зале, несмотря на поздний час, было шумно. Сизый сладковатый дым анаши смешивался с острым ароматом жарившегося тут же на углях люля‑кебаба и стелился поверх голов сидящих и лежащих на протертых коврах и подушках постояльцев. Здесь собирались видные люди – торговцы, контрабандисты, и нередко трудно было отличить одних от других. Были тут и просто мрачные типы неведомых профессий – из тех, с кем лучше не встречаться вечером, будь ты хоть правоверный мусульманин, хоть неверный. В общую компанию затесался даже один факир, подрабатывавший на базаре глотанием огня и показом кобр, танцующих под флейту.

Аджамал со своим шрамом поперек лица практически не выделялся из общей массы. Наверное, половина присутствующих могла похвастаться подобными отметинами – результатами битв с иракскими и турецкими войсками, конкурирующими бандами и товарищами по ремеслу. Он заказал себе еду, отказался от предложенного кальяна и расположился рядом с факиром.

Некоторое время Аджамал молча наблюдал за двумя дородными тетками, которые, к всеобщему удовольствию, исполняли на помосте посреди зала довольно откровенный танец живота. Потом он осторожно начал разговор с факиром. Тот оказался неплохим малым, а когда стало ясно, что он тоже родом из Пакистана, беседа у них пошла полным ходом. Факир, будучи рад пообщаться, говорил без умолку обо всем сразу, и Гхошу оставалось только время от времени направлять этот поток информации в нужное русло. Так он узнал, что в городе в последнее время неспокойно. Курды ждут начала американских налетов, чтобы со своей стороны нанести удар по правительственным войскам, когда тем станет не до мятежной провинции. Военные, правда, это тоже понимают и поэтому усилили контроль в городе, осложнив жизнь простым людям, и без того живущим нелегко. Потом факир посетовал на то, что нынче сборы уже не те, и он подумывает: не сменить ли ему место работы. Сегодня людей не интересуют танцующие змеи, их интересуют автоматы и патроны. А в соседнем Иране, говорят, дела идут куда лучше, и на базарах можно неплохо подзаработать… За время этого разговора Аджамал успел поужинать. Омыв пальцы в предложенной чаше с фруктовой водой, он откинулся на подушки и огляделся по сторонам. Его взгляд наткнулся на деревянную флейту, торчащую за поясом у факира. По губам Аджамала скользнула грустная улыбка, и после недолгих колебаний он спросил факира:

– Уважаемый, не разрешите ли вы попробовать вашу флейту?

– Флейту?.. – удивился факир. – Да ради Аллаха!

Пакистанец с готовностью протянул свой музыкальный инструмент. Гхош осторожно взял его с какой‑то странной торжественностью и поднес наконец к губам. Через секунду в общем шуме вдруг зазвучала грустная, необыкновенной красоты мелодия. Факир в изумлении взглянул на своего соседа.

Но тут две круглые корзины, все это время тихо стоявшие у ног факира, вдруг как‑то странно зашевелились. Аджамал перестал играть и вопросительно взглянул на пакистанца.

– Тихо, тихо… – прикрикнул тот, обращаясь к корзинам, и добавил уже Аджамалу, как бы извиняясь:

– Мои кобры. Хоть и говорят, что змеи реагируют только на кончик раскачивающейся флейты, а не на звуки, но я‑то знаю, что это не так… – Кобры?.. – Аджамал тут же вернул флейту хозяину. – Вы что, всегда их вот так с собой таскаете?

– Они начинают волноваться, когда меня нет, – пояснил факир. – А потом, мне как‑то спокойнее, если они рядом. Здесь могут запросто пошарить по вашим вещам.

Просто из любопытства. Змеи могут испугаться, сбежать.

– Испугаться? – с сомнением пробормотал Гхош, и по его виду было понятно, что он не очень‑то верит в испуганных кобр. – Вы им зубы‑то ядовитые хоть выдрали?

– Конечно.