Но Аттаукай все же спешил. Каким-то чутьем, почти интуитивно он стремился домчаться поскорей до перевала, преодолеть его, пока светит солнце и тихо. Возможно, дальние облака настораживали его, беспокоили…

Когда собаки легли на снег на перевале, Аттаукай неторопливо достал портсигар и закурил. Виолетта встала с нарт и немного прошлась размять ноги. Светило солнце, но оно было уже другим, морозным. Это ветер низин доставал до перевала.

— Смотри, — показал ей вниз Аттаукай.

Широко распластав крылья, на ветру лежал ворон.

А в распадке бушевала снеговерть, шла низовая метель, и в резких порывах тучи снега серебрились под солнцем. Ворон смотрел вниз, на землю, он был над пургой, и ему там не приземлиться. «Улетит на север, откуда пришли мы», — подумал Аттаукай.

Виолетта впервые видела это явление, ей было странно из затишья наблюдать пургу, пургу, залитую солнцем.

— Нам надо туда? — спросила она.

Аттаукай кивнул.

С юга шли тучи, и ветер — правда без снега — уже был на перевале.

— Тут тоже будет пурга? — спросила она.

Аттаукай кивнул. Разговаривать ему не хотелось.

Да и о чем разговаривать, если надо спускаться вниз, там хоть сопки немного спасут от ветра, а тут на перевале плохо будет и им, и собакам.

— Нам еще долго? — спросила она.

— Ага…

Он бросил папиросу.

— Держись крепче, вниз быстро поедем.

Он тронул собак, они встали, отряхнулись от снега, потянули. Нарта соскользнула и быстро, обгоняя собак, понеслась вниз. Аттаукай тормозил остолом. Упряжка нырнула в снежную пелену, куда-то сразу пропало солнце.

Отворачивая морды от ветра, собаки тяжело тянули нарту — тут, в распадке, уже успело намести, и снег был глубок. Аттаукай часто соскакивал с нарт и брел рядом. Он наклонялся, разгребал рукой снег, оглядывался по сторонам, силясь разглядеть очертания сопок. Вот так медленно, тяжело упряжка шла еще час. Распадок должен кончиться и вывести на лагуну, вот там-то и можно заблудиться, там равнинное место. Аттаукаю хотелось не прозевать момент, когда распадок кончится, и там сделать привал, перед равниной. Там можно найти укромное место и переждать, и он был озабочен сейчас одним — не прозевать последнюю сопку.

Его спутница сидела молча, нахохлившись. Она запорошена снегом, она спрятала лицо в малахай, закуталась, ничего не хочет видеть, так ей легче.

Часто собаки останавливаются без команды, и Аттаукаю приходится понукать их. Он понимает, они не хотят идти, они тоже хотят переждать.

Впереди затемнела каменная стена обрыва, Аттаукай узнал место — отсюда до конца распадка еще с километр.

Ветер усилился, казалось, он дует без всякого направления, со всех сторон, и даже сверху и снизу. Но холодно не было — мокрые апрельские пурги теплы.

«Интересно, куда же ворон в пургу девается? — подумал Аттаукай. — Куропатки — в снегу, и совы — в снегу — это он знал, и звери — в снегу. Но вот представить большую черную птицу в снегу он не мог. Не идет ворону прятаться в снегу, наверное, успевает он от пурги улетать в места, где ее нет. Я бы на его месте в райцентр улетел, — подумал Аттаукай и улыбнулся. — Хорошо бы сейчас повернуть нарты да вернуться… но не успеть… жаль».

Упряжка стала. Собаки выжидательно смотрели на каюра. Тот молчал. Собаки легли.

— Будем стоять тут, — сказал он Виолетте.

Она спустила шарф с глаз, посмотрела на Аттаукая:

— Зачем стоять? Надо ехать!

— Куда? — он развел руками. — Ты видишь?

Она попыталась всмотреться в снежную пелену, но не разглядела даже вожаков упряжки.