Одноэтажные дома из светлого кирпича на Октябрьской, которые построили еще в конце двадцатых, рассчитывались по первоначальному плану на две семьи, а потому были разделены пополам Соответственно пополам были разделены передние палисадники и задние, хозяйственные дворы. Соседей, которые жили во второй половине их дома, Ростик помнил, конечно, потому что прожил с ними, считай, бок о бок всю жизнь, но воспринимал как-то с трудом. Они были старыми, много болели, очень редко показывались из дому, а в последние перед Переносом годы вообще уезжали на много месяцев к дочери в Рязань.

    После Переноса они оказались в самом плачевном положении, как и другие беспомощные старики. Мама пыталась им помогать, но они не очень этому радовались, наверное, потому что находили это унизительным. И вот, по сведениям мамы, где-то неподалеку от Боловска с помощью Председателя был организован дом престарелых.

    Поэтому после отъезда соседей, после вывоза стариками оставшегося имущества мама сломала внутреннюю перегородку и попыталась объединить дома. Что было кстати, потому что с бакумурами им места уже не хватало. После этого объединения половинок дома всем стало гораздо удобнее... Вот только защита от возможного борыма стала еще более проблематичной – потому что дом остался земным, слишком уязвимым, с большими окнами, неглухим чердаком, слабым полом, через который в помещение могли проникнуть не только летающие крысята, но и ранее невиданные жуки размером со спичечный коробок.

    Вот теперь, воспользовавшись передышкой, Ростик выпросил у каких-то полузнакомых мужиков в районе новопоселения ширгошодов добавку к каменнолитейному составу и принялся за дело. Работал он, конечно, не очень умело, но вдохновенно и старательно. К тому же его часто выручала память – он видел, как и что полагается лить из камня, не один десяток раз, особенно при строительстве крепостей на Перевале и на Скале. А там, где дело не клеилось, спасал здравый смысл.

    Сначала его смущало, что дом, который он возводил, был слишком похож на широкие дома, только без подвала и подземных переходов, но потом это как-то забылось. И Рост все дни напролет ковырялся, оставаясь лишь в отцовских брезентовых шортах, в своем будущем владении. Конечно, одному ему было трудно, но неожиданно ему стала от всей души и весьма неглупо помогать Кирлан. Вдвоем у них все получалось просто великолепно.

    Однако на одиннадцатый день пребывания Ростика в Боловске у их полуразрушенного штакетного забора появился посыльный и передал странное письмо. Ничего не оставалось делать, как смывать с себя строительную пыль, переодеваться и отправляться в указанное место. Хотя Ростик и недоумевал, почему новое задание ему должны были сообщить в обсерватории.

    6

    Перед обсерваторией его остановил пост строгих девиц. Ростик помучился немного дежавю. А может быть, и истинным воспоминанием – он был уверен, что-то очень похожее и в этом самом месте с ним уже когда-то было. Или у него окончательно сбрендили его немного странные мозги.

    Впрочем, узнав, кто он, а главное, прочитав ту самую записку, которую ему вручил курьер, девушки решили от него отстать. Лишь одна из девиц чуть раздраженно проговорила:

    – Что-то ты не похож на Гринева.

    Рост так растерялся, что даже не придумал, что ответить. То ли девица имела в виду его отца, что вряд ли, потому что было давно, то ли все-таки его самого, но тогда странно, что в нем не узнали его же. Так или иначе, эта загадка осталась нерешенной.

    Территория за обсерваторией охранялась не зря. С нее уходили вверх казавшиеся на расстоянии очень тонкими четыре капроновых шнура. Три из них были привязаны к тяжеленным бетонным колодам, бывшим станинам радиотелескопа, образующих треугольник со стороной более ста метров, а четвертый шнур поднимался строго из центра этого треугольника.