На горе, как на насесте, сидел летающий страус бегимлеси и, изгибая длинную голую шею, смотрел вниз, под гору. Вдруг изображение дрогнуло, потом ощутимо отъехало вниз и вбок.
– Да, такое бывает, – отозвался Боец – Это кто-то внизу приехал в обсерваторию. Мы находимся на гибкой связи с основанием, а все равно иногда так дергает... Или когда ветерок поднимается – редко, но пять – семь дней в месяц бывает. Тогда даже близкие объекты, вроде Одессы, наблюдать невозможно.
– А Одесса отсюда видна?
– Отсюда все видно, – отозвалась Сонечка. – Ну, кроме Водного мира. Там хребет не дает, все-таки он выше.
– А выше хребта вы подняться можете?
– Можем, – отозвался Боец. – Только тогда приходится использовать кислородные маски, и водород из шара улетучивается быстрее – все-таки его клеили в Полдневье, вручную, швы не слишком плотные. Вот и приходится раза два-три в день подкачивать.
Вдруг темная волна боли прошла по Ростику, закружилась голова, заболела почти как от удара Но глаза почему-то стали видеть лучше. И он увидел – между морем, которое сначала вообще не воспринималось как объект, скорее как невыразительный серо-зеленый занавес в тусклых разводах теней на дне, и второй горой появились видимые даже на таком расстоянии горячие токи. Они поднимались вертикально и затемняли иные из морских слоев.
– Вижу, – сказал Рост и сам удивился, как тускло звучал его голос. – Действительно, что-то горячее у них... греет воздух.
– Тебе повезло, командир, – сказала Сонечка. – Иногда по месяцу такого не бывает, а ты сел и сразу поймал.
– И как вы только увидели? – удивился Ростик.
– Для того и сидим, – отозвался Боец,
– Так, с этим, кажется, ясно, – решил вдруг Ростик.
И, удивившись, должно быть, не меньше, чем Боец и Сонечка, стал поворачивать трубу влево, к северу, попутно запоминая береговую линию, хотя теперь, зная ориентиры, почти наверняка нашел бы эту точку с маревом даже на самодельной карте. Но теперь его интересовало что-то другое, что-то идущее с севера.
Вот на миг мелькнули чуть более глубокие водные слои, а он и не заметил, что уперся в море, далекое, залитое уже не столько светом полдневного солнца, сколько слоями тумана... И вдруг где-то очень далеко, на краю сознания или даже за этим краем, что-то мелькнуло. Что-то зловещее, черное и в то же время блестящее, несущее угрозу, уничтожение, смерть.
– Командир, – позвал Боец. – Когда мы нервничаем, то смотрим туда же. И тоже видим.
– Откуда ты знаешь, что я вижу? – спросил Рост.
– Черные треугольнички, – почти беспечно произнесла Сонечка. Но было в ее голосе что-то такое, что не позволяло верить в беспечность.
– Это вы и хотели мне показать?
– Показать-то не хотели, но... Ты как-то сам увидел.
Рост подумал, еще раз помусолил край света подзорной трубой. Нет, туман вдруг стал гуще, черных треугольников, как выразилась Соня, уже не видно.
– Вы можете определить, где это? Насколько далеко?
– Почти у дальних островов, – отозвался Боец. – В пяти, а то и в семи тысячах километров.
– Я думаю, больше десяти тысяч, – сдержанно отозвалась его жена.
Ростик подумал. |