Они не захватят. Крепость глухая, зашитая, как каменный мешок. Когда закрываются ворота, единственная возможность попасть внутрь – взобраться по стенам на крышу и попытаться пробиться к этой башенке, где они сейчас находились. Но взобраться сложно, стены сделаны с отрицательным наклоном, небольшим, но лестница, если она не до верха, будет бесполезна. На галереях через узкие бойницы и подавно не пролезть – там не всякая крыса сумеет просунуться, не то что пернатый, а вот выстрел в упор из них получить можно... Даже гравилеты садятся тут перед воротами, а потом их заводят внутрь на малой высоте.

    Нет, на крепость они нападать не будут, для нас они придумали что-то другое, еще раз вздохнул Ростик. Мельком он вспомнил вчерашнее, с позволения сказать, совещание и тут же поскорее о нем забыл. А потом постарался вообще ни о чем не думать. Лишь смотрел во тьму, прислушивался к перекличкам часовых на галереях и считал время до рассвета.

    Прошел примерно час после первой атаки, огонь затих. Часа через три он возобновился, уже чуть ближе. Но звуки по-прежнему не проходили в этой серой водяной взвеси. Это приближение немного обнадеживало, но не слишком. Ростик понимал, что к крепости не пробьется ни один из людей Квадратного. Не сможет пробиться, это просто не в человеческих силах... И подпускают их чуть ближе лишь для того, чтобы – чего на свете не бывает? – выманить из крепости спасательную вылазку и убить еще больше людей.

    Незадолго перед рассветом пальба вспыхнула еще раз. Уже совсем близко, километрах в трех, примерно там, где обычно рабочие бакумуры резали торф. Там находилась очень хорошая – просторная и сухая – гряда торфяных валов до трех-четырех метров высотой. Работать было легко и относительно безопасно – крепость-то рядом. Три километра по местным масштабам – плевое дело, двадцать минут бега даже в доспехах.

    Теперь из тумана стали доноситься сухие, очень тихие выстрелы из лазерных пушек. Значит, ружьям они дают остыть, или у них патронов осталось в обрез, или... Это была самая паршивая идея – у старшины уже не осталось людей, которые управляются с ружьями.

    – Михайлова, сколько они взяли пушек?

    – Четыре, по одной на отделение, – отозвался мужской голос.

    Ростик оглянулся. Так, теперь тут стояли и те двое наблюдателей, которых он сначала не застал, которые якобы ходили за кипятком, хотя не должны были этого делать. Может, вклеить им? Нет, сейчас я сорвусь на бессмысленную ругань, подумал Рост. Да они и сами, наверное, все понимают. Все-таки он не удержался:

    – Как фамилия?

    – Старший ефрейтор... – пробормотал фамилию так, что не разобрать. Стыдно.

    – Плохо служишь, старший ефрейтор. Пост оставил и дурачком прикидываешься.

    Молчание. Ну и хорошо. Так даже лучше.

    Потом, когда глаза уже наполнились глубокой, гнездящейся под черепом болью от перенапряжения, включилось Солнце. Ростик встал:

    – Гарнизон, в ружье! Михайлова, собрать одно отделение перед воротами через десять минут.

    – Есть.

    Но поделать что-либо они не успели. Старший ефрейтор, который испугался назвать свою фамилию, вдруг прошептал:

    – Командир, смотрите!

    На залитом отвесным солнцем торфяном склоне, поднимающемся к скале, на которой стояла крепость, виднелась единственная качающаяся фигура. В доспехах, на которых были видны потеки грязи, какой-то светлой глины и копоти.