Тем не менее она всегда держалась на расстоянии. Имелось в нем нечто (да простит ее Бог), что мешало ей вполне ему довериться. Да и когда по мере долгого плавания он потерял в весе – из-за скверной пищи и постоянного поноса – и стал более худым, ей иногда казалось, что она уже видела его где-то раньше. Гудмен Джонс, ее сосед по койке, вдовец, возвращающийся в Америку после того, как похоронил жену в Англии, заметил, как она разговаривает с неизвестным, и спросил, кто это. Она поведала ему то немногое, что знала. Этот разговор состоялся как раз перед штормом. И вот теперь мистер Джонс утонул, вопреки отважной попытке мистера Фостера спасти его, и Фрэнсис чувствовала, что виновата в чем-то – это ее наказание за недостаток христианского милосердия. Она вынесла на палубу его вещи и развесила просушиться. А возвращаясь, заметила у него под гамаком небольшую кожаную сумку. Быть может, в ней найдется запасная рубашка. Фрэнсис порылась в вещах и выудила Библию и какой-то завернутый в промасленную ткань предмет. Предмет был твердый, явно не одежда, но любопытство пересилило. Внутри оказался миниатюрный портрет молодой женщины, очень красивой, богато одетой, с модной прической.
Фигура в гамаке пошевелилась. Фрэнсис проворно вернула миниатюру на место и встала. Мужчина открыл глаза и попытался сесть.
– Тише, – сказала она и положила ладонь ему на лоб. – Отдыхайте.
– Вы очень добры. – Он снова лег. – А я не знаю даже вашего имени.
– Фрэнсис, – сказала она. – Фрэнсис Стивенсон.
К исходу дня Нэйлер снова поднялся, облачился в сухую одежду. Он был слегка скован в движениях, но в остальном вроде как не пострадал от пережитого потрясения. В ответ на похвалы других пассажиров он пожимал плечами. «Я сделал не больше, чем сделал бы любой христианин. Я доверил свою жизнь Богу, не сомневаясь, что Он защитит меня. Жаль только, что мне так и не удалось спасти того бедолагу», – говорил он. Когда капитан стал расспрашивать его, как произошла трагедия, Нэйлер повторил ту же историю: он якобы заметил, как Гудмен Джонс стоит, опасно наклонившись через борт; пожелал ему доброго утра и пошел дальше, а потом услышал крик и всплеск. Капитан, похоже, поверил. Подобное случается во время долгих плаваний. Во время шторма уже умерли двое – женщина и ребенок. Оставалось внести этот эпизод в судовой журнал как несчастный случай.
Однако позже, когда Фрэнсис и скромный герой прогуливались по главной палубе и проходили мимо места, где все произошло, он взял с нее клятву молчать и тихо поведал совсем иную историю: он видел, как Джонс влез на планширь и после секундного колебания прыгнул.
Она в ужасе воззрилась на него:
– Вы хотите сказать, что он покончил с жизнью?
– Боюсь, именно так.
– Так это же смертный грех.
– Совершенно верно.
– Но ведь он казался таким верующим.
– Кто может заглянуть в глубины человеческого сердца? Быть может, шторм повредил на время его рассудок и он пребывал в отчаянии. Простите, что разделил с вами это бремя. Больше я никому признаться не мог. Вы присоединитесь ко мне в молитве о его душе?
Они вместе опустились на колени.
После этого скорее она стала искать его общества, чем наоборот. Он был ей интересен.
– Простите, но мне нужно сделать одно признание, – сказала она как-то вечером неделю спустя. – Когда вы спали, я заглянула в вашу сумку в поисках запасной рубашки и нашла портрет. Это ваша жена?
– Была. – Тень горя легла на его лицо. – Она умерла при выкидыше. Ребенок тоже погиб. Он должен был стать нашим первенцем.
– Весьма печально слышать. Это была очень красивая леди. |