– Еще одна ложь! Нет в Хедли никого по фамилии Фостер. Я-то знаю, потому что это мой родной город!

Нэйлер устало повернулся и посмотрел на собеседника. Ну каковы были шансы на подобную встречу? Один из тысячи, не больше. И тем не менее этот тощий старикан стоит перед ним и собирается нарушить его планы – типичный пуританин, всюду сующий нос, с сознанием собственной праведности в глазах, ликующий, как если бы только что разоблачил ведьму. Ярость, долго подавляемая, закипела в душе у Нэйлера.

– Полагаю, вы шпион, засланный к нам, – продолжил мужчина. – Или это, или…

Договорить он не успел. Нэйлер зажал ему левой ладонью рот, развернул спиной к планширю, быстро оглянулся, не видит ли их кто, потом выхватил правой рукой нож и изо всех сил вонзил старику под ребра, поддев снизу и провернув клинок в сторону сердца. Зрачки пуританина расширились от боли. Он успел издать приглушенный стон, прежде чем Нэйлер завел свою руку ему под колени и опрокинул, толкнув вперед. Тело плюхнулось в море, издав всплеск такой громкий, что матросы обернулись.

Нэйлер вытянул руку и закричал:

– Человек за бортом!

Он тяжело дышал, спину ломило. Он вытянул шею, желая убедиться, точно ли умер его новый приятель, но определенно сказать было трудно. Если его выудят и пуританин будет еще живой или просто обнаружат ножевую рану, то дело плохо.

Члены экипажа сбегали по трапу с полупалубы. К этому времени снизу появились и другие пассажиры. Они подбежали и столпились у борта. Пострадавший плавал лицом вниз, его медленно относило прочь.

– Что случилось?

– Кто-нибудь видел, как он упал?

Нэйлер взобрался на планширь, собрался с духом и прыгнул в воду. От удара у него перехватило дыхание. Он вынырнул, тряся головой и хватая ртом воздух, огляделся, потом погреб к телу. Доплыв, перевернул его на спину. Пуританин определенно был мертв, он покачивался на волнах, обратив к небу распахнутые глаза и разверстый рот, как если бы удостоился в свой последний миг некоего чудесного видения. За спиной, с корабля, слышались крики. Нэйлер положил руку на плечо убитого и толкнул вниз. На миг тело зависло, невесомое, затем медленно выскользнуло из его хватки, и белое лицо стало постепенно расплываться, по мере того как погружалось, пока не исчезло.

Нэйлер развернулся и погреб обратно к «Благословению», которое отнесло уже опасно далеко. Намокшая одежда тянула вниз. Один из моряков закричал и кинул веревку. Ему потребовалось собрать последние силы, чтобы дотянуться до троса и схватить, затем обмотать вокруг руки. Его потащили к борту. Когда его подтянули к кораблю, Нэйлер сам был почти уже мертв. Он смутно помнил, как другой моряк спустился по веревочному трапу, как его обвязали концом вокруг груди, а затем грубо потащили наверх вдоль борта, потом через планширь на палубу, где он лежал на спине, отхаркивая соленую воду и глядя на лица обступивших его пассажиров – убийца, но и удивительным образом герой.

Он потерял сознание.

Заботу о нем взяла на себя Фрэнсис. Нэйлера трясло от холода. Матросы отнесли его в каюту. Фрэнсис показала, где его гамак. Они стянули с него промокший кафтан, сапоги и штаны и уложили в койку. На шее у него, как заметила Фрэнсис, висел на шнурке мешочек. Она поспешила к жаровне, выпросила у одной из женщин чашку горячего куриного бульона и вернулась к его гамаку. Завела ладонь ему под голову – волосы его были жесткими и липкими от морской соли – и приподняла ее так, чтобы напоить больного. Веки его затрепетали. Он сделал несколько глотков, потом откинулся назад, дрожащий и бесчувственный. Фрэнсис принесла свое одеяло – оно было суше, чем у него, и укутала его.

Ее терзала смутная вина за случившееся. Этот человек вел себя так дружелюбно, всегда интересовался ее здоровьем, передавал игрушки для детей.