– И Дух Божий носился над водою, – процитировал Нэйлер.

– Воистину так, мистер Фостер. В высшей степени приводящее в трепет зрелище.

Эти тщательно подготавливаемые, но по виду случайные встречи являлись для него главным смыслом дня. Все остальное было скучно, убого, отвратительно.

Чем дольше продолжалось плавание, тем хуже становилась пища. Нэйлер боролся с голодом, грызя раздаваемые поутру корабельные сухари, из которых предварительно выковыривал красных червячков и пауков. Иногда брал порцию жирного, покрытого зеленым налетом мяса и пытался приготовить его на жаровне, установленной в ящике с песком. Он пил много пива (как делали все пуритане, если на то пошло, в том числе дети, так как пресная вода на «Благословении» приобрела бурый оттенок и, подобно сухарям, кишела крошечными извивающимися организмами). Он справлял нужду в общее ведро и вычесывал вшей, когда они начали появляться. В остальном Нэйлер как можно чаще старался выходить на палубу, когда погода благоприятствовала, а если шел дождь, как бывало почти всегда после полудня, лежал в гамаке и листал Библию. Самым досадным неудобством выдавать себя за пуританина была невозможность принять участие в карточной игре, за которой менее благочестивые пассажиры коротали время. С каждой страницей Завета его неприязнь к Богу крепла. Каким же чудовищем Он был: уничтожал, карал, испытывал, обрек на гибель сына, не внимая Его просьбам о помощи.

Все это время Нэйлер не спускал глаз с Фрэнсис. Он отметил, какой общительной способна она быть на свой нешумный лад: смеялась с другими женщинами, присматривала за чужими детьми, нянчила младенцев – еще одна черта, напомнившая ему Сару. Наблюдения подсказали ему идею. Он отправлялся на поиски, находил на корабле ненужные обрезки досок и вырезал ножом фигурки, которые дарил потом детям в качестве игрушек.

Постепенно их обмены репликами становились более длинными и наконец начали походить на что-то вроде бесед. Однажды, когда они стояли, облокотившись на планширь и смотрели на зловещее нагромождение туч на горизонте, Нэйлер отважился на риск.

– Могу я осведомиться, куда лежит ваш путь?

Это было ошибкой. Впервые Фрэнсис посмотрела на него с подозрением.

– Я толком еще не решила.

Она снова уставилась на облака, и он испугался, что погубил весь свой кропотливый труд. Но потом Фрэнсис заговорила, как будто пожалев о своей резкости:

– А вы куда едете, если не тайна?

– В крошечный городок под названием Хедли, в Коннектикуте. Вы о нем наверняка даже не слышали.

Он внимательно наблюдал за ее реакцией. Женщина покачала головой:

– Нет. Да я и вообще не знаю Новую Англию. – Тон ее был нейтральным. Если только она не ловкая лгунья, а это наверняка не так, она говорила правду. Но его вопрос явно ее смутил.

– Да пребудет с вами Бог, мистер Фостер, – сказала она и ушла.

– И с вами, – крикнул он ей вслед.

До сих пор она не назвала ему своего имени. Тем вечером, когда команда задраила люки в качестве меры предосторожности против ухудшающейся погоды, Нэйлер заметил, как Фрэнсис разговаривает с неизвестным ему пожилым мужчиной. То, как они украдкой бросали взгляды в его сторону и быстро отвели глаза, стоило ему обратить на них внимание, наводило на мысль, что разговор шел о нем.

Ночью назревавший шторм разразился. Ветер ревел и стонал в снастях. Морская вода обрушивалась на палубу у пассажиров над головами и стекала тоненькими струйками, по временам озаряемая сполохами молний, видимыми сквозь щели между досками. Корабль раскачивало так, что Нэйлер едва не вылетал из гамака.