— Да будет тебе! Аккумуляторная кислота и мешки с песком? Не поднимай паники, дружище. С какой стати я должен беспокоиться?

— Послушай, что они будут с этим делать?

Хоби недоуменно пожал плечами:

— Единственное, что приходит на ум, — езда зимой. Знаешь, мой папаша в это время года всегда доливает электролит с запасом и бросает в багажник несколько мешков с песком. Но если он готовится к этому, то, стало быть, в Калифорнии должны ударить резкие холода. Такого здесь не бывает.

— Наверное, Кливленд получил долгосрочный прогноз погоды от метеорологов.

Это предположение заставило нас расхохотаться. Вот был бы сюрприз, если бы метеорологи действительно разбирались в погоде. Или могли изменять ее.

Когда мы вернулись, Хоби попросил меня не подъезжать близко к его машине. Я смотрел, как он идет к своему драндулету. Все так же моросил дождь. Он завел мотор и опустил стекло. Проезжая мимо меня, Хоби произнес лишь одно слово:

— Пусто.

В январе произошло событие, в общем-то соответствовавшее нравам того времени, но тем не менее немало изумившее меня. Днем в среду я зашел в поисках Нила в квартиру Майкла Фрейна и застал последнего в постели Джун Эдгар. Было около четырех часов дня. Перед этим я присутствовал на очередном заседании студенческого мобилизационного комитета, и у меня внезапно мелькнула мысль: а что, если Джун забыла, что я взял сегодня выходной, и тогда Нил останется совсем без присмотра. Пронзенный страхом, я ринулся домой и, заглядывая во все места, где он мог быть, начал громко звать его по имени. Из спальни — во всяком случае, мне так показалось — явственно послышался голос Майкла. Он здесь.

Когда я распахнул дверь, Джун сидела в кровати, придерживая одной рукой простыню на груди, а другой рукой потирая переносицу. Рядом с ней, спиной ко мне, лежал Майкл Фрейн. Я видел лишь его худые, костлявые плечи, бледно просвечивавшие кожей сквозь рассыпавшиеся длинные локоны. Однако даже этого мне хватило, чтобы узнать его. Ведь, в конце концов, это была его квартира.

Ошарашенный, я пару секунд тупо взирал на эту сцену, а затем с восклицанием «Ух ты!» сделал поворот кругом. Растерявшись, я не мог придумать ничего лучше, как еще раз окликнуть Нила, что было, конечно же, верхом глупости.

— Его здесь нет, — ответила Джун за моей спиной.

Теперь она стояла в дверном проеме, абсолютно голая. Она выглядела спокойной и совершенно уверенной в себе, беззастенчиво обнажая передо мной все тайны своего тела: полные, сильные руки, темноволосый треугольник между ног, нижнюю часть живота, чуть покатую и со складками, оставшимися после рождения ребенка. Этим она обнажала свой смелый, бескомпромиссный характер. Бронзовые волосы не были собраны, как обычно, на затылке в пучок, а рассыпались по округлым женственным плечам.

— Нил остался с Эдгаром, — добавила она.

Произносить имя мужа при таких обстоятельствах было едва ли не кощунственно, но, судя по ее поведению, Джун прекрасно это осознавала. После этих слов она закрыла дверь.

Джун всегда представляла для меня загадку, ускользавшую от моего понимания. По кампусу ходили слухи, в которых она изображалась революционеркой-начетницей, синим чулком, слепо преданной Эдгару и всем положениям революционной теории. Чего только не болтали о ней: и что она по приказу Эдгара переспала со всей верхушкой «Черных пантер» в Окленде, и что выполняла смертельно опасные задания, связанные с переправкой оружия в тюрьму округа Марин, и что руководила организацией побега заключенных. Я давно уже подозревал, что в этих слухах — добрая половина вранья.

Это была женщина, которая, проходя мимо зеркала, никогда не упускала случая полюбоваться своей стройной фигурой. Она поправляла воротник блузки, приглаживала выбившийся из прически локон, все еще оставаясь королевой южной кадрили.