Елена Михалкова. Закрой дверь за совойРасследования Макара Илюшина и Сергея Бабкина - 20
В полдень Гройс обычно пил кофе в маленькой кофейне неподалеку. В два часа у него была назначена встреча. В шесть к Гройсу должен был прийти массажист. Михаил Степанович был человеком привычки. Его видели в сквере – он побеседовал с соседкой, выгуливавшей лабрадора. Затем, если верить записям с камер наблюдения, прошел своим обычным маршрутом мимо салона свадебных платьев и продуктового магазина. Однако в кофейне так и не появился. Где-то на полпути Гройс бесследно исчез.
– Морги – раз, – вступил Сема Дворкин, загибая пальцы. – Больницы – два. Его бывших женщин – три. – И много у него женщин? – не удержался Сергей. – Побольше чем у тебя. Гройс производит на дам чарующее впечатление. Надо же, подумал Сергей, чарующее. Семьдесят четыре года чаровнику. Наверняка по именам путает своих пассий. – У Миши выдающиеся мозги, – сказал Дворкин, словно прочитав его мысли. – Ум ясный, как бриллиант, – подтвердил Верман. – К тому же он в отличной форме. Посмотри на нас! У меня одышка, у Дворкина суставы. А Гройс даже не знает адреса аптек, чтоб им и дальше не встречаться! – Но три дня уже прошло! – И никаких вестей. Ювелиры замолчали и скорбно уставились на Бабкина с Илюшиным. Все четверо сидели в магазине Вермана и Дворкина. Маленький Верман теребил пуговицу жилета, едва сходившегося на выпирающем животе. Дворкин беспокойно потирал пальцы. При несомненном внешнем сходстве – оба круглые, низенькие, с мясистыми носами и блестящими лысинами в обрамлении курчавых волос – ювелиры производили на удивление несходное впечатление. Моня Верман был живчик и холерик. Сема – меланхолик с мягкой извиняющейся улыбкой на губах. Первый утверждал себя в пространстве, занимая места больше, чем было выделено ему природой: носил широкополые шляпы, задирал ноги на стол и издавал столько шума, что люди непроизвольно отодвигались подальше. Второй сутулился, ежился, как будто заранее признавая, что рядом всегда есть нечто более важное, чем он сам, и всем диванам предпочитал стул в углу. – В полицию обратились? – спросил Илюшин. – Сразу же. – Заявление приняли? Ювелиры кивнули. – Но я же читаю по их лицам, словно это процентные векселя, – мрачно сказал Верман. – На них написано: у вас пропал старичок, очень жаль, но у всех время от времени пропадают старички. Выходят из квартир, забывают куда шли, не помнят собственных имен… – Это все не про Гройса, – покачал головой Сема. – Ха! Да если бы это было про Гройса, мы бы никогда… Моня Верман оборвал фразу на полуслове. Илюшин поймал быстрый взгляд, которым обменялись ювелиры. – Мы бы никогда… – Мы бы никогда не подружились, – после паузы закончил Дворкин. – Он приехал полгода назад, – сказал Верман. – Оставил свою гостиницу на попечение дальней родственницы и решил какое-то время пожить в Москве. Чем он занимался? Чем может заниматься тихий интеллигентный старик! Утренний моцион, обед в ресторанчике, вечер в прекрасной компании, да, я имею в виду нас, и пусть Дворкин кинет камень в того, кто скажет, что это не так. Раскидывали картишки, травили байки… Безмятежные пенсионерские радости! Нет, мы-то не пенсионеры, но Миша Гройс – давно уже да, и между нами, это большое счастье для многих, что он уже тысячу лет как отошел от дел. |
