Засели мы в театральном буфете, пили дешевый кофе из пластиковых стаканчиков. Я гнул свою линию, втирал ему, сколько отвалят спонсоры за его имя на афише.

– Гоша, – скучающим тоном спросил он. – А тебе в этом деле какой интерес? Ты своего лорда Генри и так сыграешь, со мной или без меня.

– Слушай, друг, я с тобой буду откровенен, – решился я. – Да мне насрать с высокой колокольни на лорда Генри. Если мне хорошо заплатят, я хоть болонку сыграю. Можешь ща облить меня презрением и начать заливать, что в нашей профессии деньги не главное, главное – искусство. Но я тебе скажу, ты поживи пятнадцать лет в панельной двушке с женой, тещей и тремя детьми, так сразу принципы подрастеряешь.

– Почему я должен тебя презирать? – удивился Вацлав. – Человек, которым движет страсть, всегда интересен. Чем страсть к деньгам хуже других? Она может толкать на интересные, весьма и весьма экстравагантные поступки.

– Меня как-то уже толкнула, если помнишь, – говорю. – Хватит. Теперь я чту Уголовный кодекс.

Восемнадцать лет назад, когда все мы еще штаны просиживали на четвертом курсе института, а наш славный Мастер Багринцев еще не окочурился, Вацлаву пришла в голову замечательная идея – самим, без помощи Евгения Васильевича, поставить Сартра.

– Понимаешь, братан, при нем мы это сделать не сможем. Его имя на афише должно стоять главным. И соответственно дивиденды с главного имени на афише. А он своим именем рисковать не захочет, ему и так удобно, а на наше будущее ему наплевать! – Так Левандовский мотивировал свою идею.

– Багринцев мне смертельно надоел, – вещал он за кружкой пива в дешевой пивной с заплеванными высокими столами, грациозно скрестив ноги, облаченные в дорогую лайковую кожу (интересно, откуда уже тогда у Вацлава брались деньги на все эти немыслимо дорогие тряпки? Не мальчиком же он по вызову работал? Старый черт Багринцев нас так репетициями и учебой загружал, что поспать едва успевали, не то что где-то еще лаве подкрутить).

– Он закостенел в своих представлениях о театре, – не унимался Вац. – С ним мы никогда не поставим ничего современного, нового. Он на корню давит наши идеи. Боится, просто боится, что кто-то из нас окажется талантливее, чем это академическое ничтожество. Вот если бы ты…

– Я?.. – опешил я.

– Ну да, ты! Если бы ты вместе со мной поставил спектакль, стал бы нашим директором. Ты самый толковый из всех, у тебя есть необходимая директору и продюсеру твердость, уверенность и умение видеть общую картину, не размениваясь на мелочи.

Я слушал его умасливающий треп и загорался. Ну да, я, пожалуй, был самым толковым, а он, это даже мне было ясно, самым талантливым. Вместе мы могли бы сделать охрененный спектакль. «За закрытыми дверями» по Сартру.

Нужна еще одна актриса, кандидатуру Катьки Левандовский даже не рассматривал: эта на сцене только вздыхать может и пялить коровьи глаза. Решили Адку развести. С ней у нас бы ваще отпад получился. А главное, некому было бы присвоить себе наш успех, ведь ставили бы мы сами, без участия наших протухших преподов.

Это потом я допетрил, что Вацлав просто надулся из-за того, что Багринцев вдруг стал его задвигать, а на первый план вытягивать Аду. Не привык наш звездный мальчик быть на вторых ролях и выдумал месть – поставить свой собственный спектакль, без участия Мастера-предателя. Ну а тогда мне все эти резонные соображения в голову не пришли, я заболел его бредовой идеей и вписался со всеми потрохами.