Ну и идеально было бы снять, наконец, проклятый перстень!
Эйба убрала пустые тарелки и принесла чайник. Фаиза сунула ей блюдо с остатками рыбы и принялась разливать чай в небольшие стаканчики тонкого стекла, высоко поднимая чайник. Амир поднял один из стаканчиков, поставил на ладонь и протянул Алисе:
— Скажи, Аисса, ты из благородной семьи? Кем были твои родители? Помнишь ли?
Алиса приняла чай и осторожно отхлебнула горячего терпкого напитка:
— Не думаю, что их можно назвать благородными. Моя мама… э-э-э… помогает лечить людей. А папа следит за порядком. Он… шериф!
— Был шериф? — переспросил Амир, даже не спрашивая, а утверждая. Алиса смутилась, по привычке поднесла руку к уху, чтобы заправить прядь волос, но наткнулась на платок. И ответила поспешно:
— Да, был… Это было давно.
— И какой силой они обладали?
— Я не знаю, правда, не знаю.
— Но от кого-то же ты унаследовала такой сильный дар врачевания!
— Может быть, от бабушки, — тихо произнесла Алиса. Главное, не соврала. Наверняка, бабуля, умирая, передала ей свой дар. А она не умеет им пользоваться. Поэтому и седеет после лечения. Как знать, не умрёт ли после очередного сеанса заживления чьих-нибудь ран… Очень бы не хотелось!
Амир поставил свой стакан, пробормотал что-то вроде короткой молитвы, коснувшись пальцами лба, губ и груди, а потом встал, протянул руку Алисе:
— Пойдём, я покажу тебе то, чем мы живём.
Они вдвоём вышли из дома. Алиса невольно бросила взгляд на настил, где днём лежал раненый Амир. Внутри что-то сжалось. Сейчас Амир, вполне здоровый и полный сил, шагал рядом. А было ли это? Была ли страшная рана на руке, снятый скальп, переломанные рёбра? Или ей просто почудилось? Начнёшь сомневаться и в самой себе, и в том, что ощущаешь, и вообще в реальности всего мира… Но Амир тронул её пальцы, и Алиса вздрогнула от неожиданности. А потом качнула головой: всё реально. Всё происходит с ней на самом деле. Она сжала его руку и остановилась:
— Почему вы сказали, что я теперь с вами на равных? Потому что я умею лечить? Потому что я вас вылечила?
Амир улыбнулся. За всю неделю, что Алиса провела в его доме, это была его первая улыбка, и она показалась такой искренней, что заставила улыбнуться в ответ. Амир легонько склонил голову и жестом указал на конюшни — два длинных деревянных барака возле круглого огороженного жердями выгула:
— Пойдём, обещаю всё сказать начистоту.
Они медленно шли по песчаной дорожке, по бокам которой зеленели зацветающие кривенькие деревца. Светлые длинные и узкие листики перемежались белыми гроздьями цветов.
— Это маслины. Через три месяца мы соберём их и засолим. А там дальше, — Амир махнул рукой за конюшни, — абрикосовые деревья. А ещё есть чёрные вишни, плоды которых такие же большие и красивые, как твои глаза, Аисса! Мать сушит их, а ещё укладывает в сахар, а Эйба готовит с ними изумительные газельи рожки!
— Вы уходите от ответа, — тихо сказала Алиса. Зачем он ей травит байки про сад и про красивые глазки?
— Напротив, я к нему веду, — усмехнулся Амир, поглаживая пальцем её ладонь.
Алиса похолодела. Отлично! Сейчас ей объяснятся в вечной любви, прижмут к ограде и поцелуют! А она даже его ударить по морде не сможет: восточные нравы в любом мире любой эпохи одни и те же! Вот зачем старуха выдала ей чистую униформу: чтобы господина не стошнило!
— Смотри, Аисса! Вот мой хлеб и моя гордость!
В леваде — кажется, так назывался двор при конюшне — гуляла лошадь. Даже издали она показалась Алисе большой, а по мере приближения становилась просто огромной. |