– Говори.

– Ты не мог бы подойти ко мне?

– Я все прекрасно слышу и отсюда.

«Будет труднее, если я не смогу смотреть ему в глаза», – подумала Лорел.

– Думаю, ты знаешь, что я хочу спросить. Почему ты сразу не сказал о диагнозе?

– Не было смысла.

– Не было смысла?

– Это бы все осложнило.

– Почему ты так считаешь?

Он вздохнул и откинулся на спинку кресла.

– За годы практики я столько раз это видел! Люди заболевают раком, и их жизнь меняется. Иногда все не так трагично… Рак щитовидной железы или яичка, некоторые виды лимфом диагностируются на ранней стадии и поддаются лечению. Но если действительно что-то страшное, неизлечимое – люди никогда не будут относиться к тебе по-прежнему. Это почти врожденная реакция или приобретенная в ходе эволюции. Все избегают тебя, словно ты отмечен смертью. Даже если хирурги уверяют, что удалили опухоль полностью, люди думают: «Он обречен – рак может вернуться в любой день».

– Думаю, что сейчас все по-другому.

Уоррен выглянул из-за монитора и посмотрел на Лорел с таким искренним удивлением, что ее бросило в дрожь.

– У тебя, наверное, большой опыт общения с больными раком, да?

– Я понимаю, что ты видел больше, чем я…

– Лорел, у меня мог бы быть рак поджелудочной железы – это бы ничего не изменило. Хуже всего то, что окружающие начинают обращаться с тобой, точно ты уже умер. Если ты продавец, покупатели чувствуют себя неловко. Начальник улыбается, но подыскивает тебе замену. Люди говорят, что поддерживают тебя, но это ложь. Помнишь актера, который играл в детективном сериале «Спенсер»? Роберта Уриха? Лет десять назад у него нашли синовиальную саркому. Он публично объявил о своей болезни, сказав, что намерен ее победить. И что же сделало телевидение? Закрыло сериал. Роберт прожил еще пять лет. Если ты врач, то дела обстоят еще хуже. Пациенты боятся тебя как чумы. Никто не хочет, чтобы ему напоминали о том, что он смертен. Они смотрят на парня, подобного мне: нет еще сорока, в прекрасной физической форме и… умирает от рака? Пациенты не желают это видеть. Не хотят верить, что с ними может произойти то же самое. Я их не виню. Я сам не хотел. Однако пришлось. Но я не позволю, чтобы в последние месяцы моей жизни со мной обращались как с покойником.

Лорел попыталась поставить себя на его место, понять, что он чувствует, зная о неизбежности скорой утраты всего, включая детей. Уоррен прав: это невозможно.

– Хорошо, ты скрывал свой диагноз от пациентов. Или от Кайла. Но почему ты не признался мне? Только мне? Ты же знаешь, я бы никому не сказала. Я бы помогала тебе во всем, что бы тебе ни понадобилось. Например, ездить на лечение…

Его голова снова исчезла за монитором.

– Я думал об этом. Но что бы ты могла сделать? Только бы жалела меня и беспокоилась о будущем. Первого бы я не вынес и потому решил посвятить каждую отпущенную мне минуту, чтобы не произошло второго. Видишь? Не было смысла.

Лорел хотелось исхлестать себя плетью до крови.

Внезапно Уоррен поднялся и вышел из-за стола. Он остановился в проеме между кабинетом и гостиной. Лорел редко видела мужа небритым; темная щетина придавала ему по-настоящему отчаявшийся вид. Уоррен выглядел отдаленным подобием себя самого, каким-то троюродным братом, с которым она когда-то встретилась и с тех пор успела забыть.

– Брак проходит через все круги ада, если один из партнеров умирает, – сказал он. – Люди бросают друг друга, если кто-то из них заболел. Разводятся. У них появляются сексуальные проблемы – не те, о которых ты подумала. Иногда больной супруг хочет секса, а другому даже мысль об этом противна.