Представляем их перечень.

Наконец, следует заметить, что у самого г. Буслаева одна и та же пословица иногда повторяется два, даже три раза. Например:

Стр. 84. Вор ворует – хоть стены оставляет, а пожар все пожирает. Стр. 127. От вора, от разбойника остатки бывают, а от пожару мало что остается.

Стр. 98. Женился, как на льду обломился. Стр. 104. Как на льду обломился. Стр. 125. Обломился, как на льду.

Стр. 99. За кем жить, за тем и слыть. Стр. 104. Как жить, так и слыть.

Стр. 104. Как бешеная овца головой вертит. Стр. 104. Как круговой баран головой вертит.

Стр. 105. Как через пень колоду. Стр. 152. Через пень колоду.

Стр. 106. Когда по дороге грязь, тогда овес князь. Стр. 125. Овес говорит: топчи меня в грязь, и я буду князь.

Стр. 111. Лень мужа портит, а встань его кормит. Стр. 85. Встань мужа кормит, а лень его портит.

Стр. 117. Нашему козырю под масть. Стр. 158. Это нашему козырю в масть.

Стр. 117. Наше счастье на мосту с чашкой, и пр. Стр. ИЗ. Мое счастье на Спасском мосту с чашкой.

Стр. 118. Не береги дерева в лесе, а невесты в людях. Стр. 118. Не блюди дерева в лесе, а невесты в людях.

Стр. 122. Не суйся в волки, когда хвост телкин. Стр. 142. Суется в волки, а хвост телкин.

Стр. 150. Хоша стыдно, да сытно. Стр. 153. Что за стыд, был бы сыт.

Не находя никакой особенной цели, для которой бы г. Буслаев мог перепечатывать в своем сборнике одни и те же уже известные пословицы, мы имеем, кажется, полное право заключить, что во всех выше исчисленных случаях виноват один только недосмотр, весьма, впрочем, извинительный в подобном деле.

Вот еще несколько частных замечаний о сборнике г. Буслаева.

Некоторые пословицы приведены непонятные, а между тем объяснения на них нет. Этот упрек делали еще г. Снегиреву, и теперь он прилагается отчасти и к г. Буслаеву.

Просматривая этот сборник, нельзя также не видеть, что г. Буслаев исключительно придерживался тех старых сборников, из которых брал свои пословицы, и почти не обращал внимания на употребление их в народе. Оттого многие пословицы приведены у него в форме не народной, а книжной, – как можно отчасти видеть из всего, что было сказано выше.

Переходя теперь к сочинению г. Буслаева, которое он предпослал своему сборнику (стр. 1–64), я должен ограничиться весьма немногим, потому что толковый спор о началах и основаниях здесь невозможен, безусловного согласия тоже быть не может. Кто, в самом деле, решит нам наверное, правы или нет гадания наших ученых, основанные на созвучии слов в разных языках, на темном месте необъясненного памятника, на первоначальном, давно потерянном смысле того или другого слова, на описке писца, а иногда – кто знает! – и на ослышке или обмолвке исследователя? Кто проник в доисторическую даль славянского мира, кто отрыл сокровища, давно и глубоко зарытые в землю, загроможденные грудами чуждых, позднейших наростов, так что даже отделить новое от старого, подлинное от ложного составляет немаловажный труд?..

Нет, пока еще не исследованы вполне наши древние памятники, пока не обозрены тщательно все закоулки нашей России – в этнографическом и филологическом отношении, пока не собраны и не разобраны произведения русской народной словесности, пока не сведены в одно все факты, представляемые историею и филологиею, – до тех пор мы не можем вступать в бесплодные споры о мифическом периоде языка и истории… Теперь пока – все можно доказывать и все оспоривать, потому что нет таких фактов, пред которыми смолкло бы самое тонкое умствование, которые уничтожили бы самый ожесточенный скептицизм… Будем надеяться, что труды наших ученых, неутомимо работающих для Прояснения этого мифического тумана, осветят наконец ясно и определенно хотя то немногое, что ныне уже восстает перед нами как бы в тусклом мерцании сумерек… А теперь, удерживаясь от оспоривания главных положений г.