– Что там случилось? – спросил Флик.

– Что‑то неладное с лампочкой. С самой первой – она гаснет.

– Ну и что?

– Она уже совсем погасла! – Он с тревогой посмотрел на Флика, потом опять в коридор. – А теперь гаснет следующая! – Вольц поднял «шмайсер», прицелился и тонким голосом закричал: – А ну, убирайся!

Флик опустил ключ в карман, схватил свое собственное оружие и побежал на помощь товарищу. Но пока он достиг пересечения коридоров, погасла уже третья лампа. Они ничего не видели в неожиданно сгустившейся темноте. Было похоже, что весь коридор заполнила какая‑то плотная тень.

– Мне это не нравится, – тихо сказал Вольц.

– Мне тоже. Но я никого не вижу. Может быть, что‑то случилось с генератором? Или провод испортился... – Флик не верил ни единому своему слову, как, впрочем, и Вольц. Но он должен был что‑нибудь говорить, чтобы справиться с нарастающим страхом. Ведь эсэсовцы призваны внушать страх другим, а не испытывать его сами.

Стала гаснуть четвертая лампочка. Темнота подошла к ним почти вплотную.

– Давай отойдем, – сказал Флик, отступая в еще светлую часть коридора. Из‑за двери темницы послышались встревоженные голоса заложников. Они не могли видеть потухшие лампочки, но тоже почувствовали неладное.

Съежившись за широкой спиной Вольца, Флик сильно дрожал – внезапно вокруг стало очень холодно. Он продолжал смотреть, как свет постепенно гаснет. Ему хотелось в кого‑нибудь выстрелить, но никого не было видно – одна темнота впереди.

И тут эта тьма окружила его, заморозила конечности и отрезала всякую возможность видеть. На одну только секунду, которая показалась ему вечностью, рядовой Карл Флик оказался жертвой дикого животного ужаса, который он сам так любил вызывать у других. Он ощутил страшную, невыносимую боль, которую столько раз причинял другим людям. И больше ему в этой жизни не довелось почувствовать уже ничего.

* * *

Постепенно освещение вновь набрало прежнюю силу. Сперва в дальней части коридора, потом все ближе и ближе к комнатам лампочки стали медленно оживать. Единственные звуки, нарушавшие мертвую тишину, исходили от запертых в чулане румын: всхлипывание женщин и облегченные вздохи мужчин. Все они были рады, что охвативший их страх уже позади. Один из заложников попытался рассмотреть что‑нибудь через Щель в двери. Его взору открылся небольшой кусок пола и часть противоположной стены коридора.

Но никаких признаков жизни он не увидел. Коридор был пуст, если не считать разлитой по полу крови, от густых луж которой поднимался на холоде пар. На стене тоже виднелись кровавые брызги, но здесь они были сильно размазаны. И эти смазанные следы очень походили на буквы алфавита, который даже показался ему знакомым, хотя слов он так и не смог разобрать. Слова эти напоминали необъяснимый ночной вой собаки – они вроде и здесь, рядом, и в то же время за пределами понимания.

Мужчина отошел от двери и, ни слова не говоря, присоединился к своим товарищам, кучкой сбившимся в дальнем углу помещения.

* * *

За дверью снова кто‑то стоял.

Кэмпфер тут же открыл глаза. Он боялся, что кошмар может повториться. Но нет. На этот раз он не чувствовал поблизости никакого присутствия зла. Там, должно быть, стоял человек. Причем очень неуклюжий. Но если он пришел с тем, чтобы украсть что‑нибудь, беднягу ждало горькое разочарование – незаметно проникнуть в комнату ему уже не удастся. И все же Кэмпфер на всякий случай вынул из кобуры пистолет и решил держать его наготове.

– Кто там? – громко спросил он.

Ответа не последовало.

Кто‑то упорно пытался открыть дверь снаружи. Кэмпфер видел, как время от времени что‑то загораживает свет, проникающий в комнату через щель под дверью.