После этого Селин исчезла навсегда. А он так и стоял с разлитым кофе и вытянувшимся лицом, пока не понял: впервые в жизни его позорно кинули.

Дождь, между прочим, стих. Он ушел рано утром, вместе с Селин. Теперь Филиппу стало ясно: дождь был нужен для того, чтобы его потянуло сюда, в это уютное деревенское одиночество. А одиночество было нужно, чтобы вот так неожиданно встретить ее. А она была нужна для того, чтобы понять, как это неприятно, когда тебя кидают. Ведь он всех своих девушек кидал… Ну а что дальше было нужно и главное — для чего, Филипп не знал. Что-то не сходилось в этой истории, которая, вполне возможно, должна была стать поучительной. Или вообще никакой не стать? В любом случае Филипп, хотя и мало знакомый с канонами театрального действия, чувствовал, что пьеса не отыграна до конца. Более того: она не только не отыграна, но и главные герои еще не все вышли на сцену. С одной стороны, это приободрило его, и он даже нашел в себе силы отмыть стол от лужи горячего кофе, а с другой — заставило испугаться грядущей неизвестности.

— Да, брат, ты тронулся крышей, это я тебе точно говорю! — Йен, как всегда циничный и непосредственный, довольный собой и миром, развалился в кресле напротив, с кружкой пива. На коленях у него возлежал Луциан. Эти два прохвоста обожали друг друга и даже были чем-то похожи, только один — старый, а другой — молодой.

— При чем тут крыша? Вот скажи: при чем тут моя крыша? Я рассказан тебе все как есть: вчера я вел себя идеально, ничего не мудрил и не придумывал, а она сбежала. Представляешь, меня в первый раз не захотела девушка!!! А утром поцеловала взасос и ушла.

— Она тебя?! Поцеловала взасос?! — У Йена, который любил посмаковать любовные победы, загорелись глаза. — И ты ее не остановил?!

— Да. — Филипп немного смутился.

Этого он говорить не хотел, хотя и не мог объяснить себе почему. Словно желал сохранить частичку некой интимной правды, которую знали только Селин и он сам. Опять же, зачем — неизвестно. Йен мерил шагами комнату, скинув Луциана на ковер.

— Ну слушай, это просто сверхгениально! Это… У меня нет слов! Вот молодчина: развела тебя на ночлег, попила-поела, как следует раздраконила, а потом — извините, герр Шиллер, мне пора спать. А утром — взасос!.. Нет, тебе определенно надо найти ее! Я всю жизнь мечтал о такой девчонке!

Филипп посмотрел на лучшего друга исподлобья:

— То есть ты хочешь сказать, что мне надо найти ее и отдать тебе?

— Э-э-э… Не откажусь, если ты такой щедрый. — Йен похлопал его по плечу, так что расплескал пиво. — Ну-у, братишка. Не вешай нос. Не буду я ее у тебя, отбивать.

— Как говорила моя прабабка…

— Мы делим шкуру неубитого вепря. Нет, медведя. Я знаю все, что говорила твоя прабабка, но, если честно, она меня уже утомила своими поговорками… Селин — классная девчонка, я просто уверен. Но тебе надо постараться, чтобы взять свое.

— Да о чем ты говоришь?! — вскричал Филипп.

— А что такого я сказал? Ты должен найти ее для того, чтобы поиметь. Так же, как она поимела тебя!

— Йен, я не собираюсь ее… Я просто… Да ну, у тебя на уме одна постель.

— А у тебя, можно подумать, нет?

— Нет, конечно.

Филипп с досадой махнул рукой и замолчал. Он уже пожалел, что позвал Иена. Тот никогда не мог до конца оценить всю прелесть его романов с женщинами. Сейчас ему наскучит сочувствие, он начнет надсмехаться, обвинять в излишней сентиментальности, а то и разболтает всему поселку, что Филиппа — главного повесу их школы — впервые кинула девчонка, — которой нет и двадцати. К тому же — француженка.

Филиппа передернуло: запятнать свою репутацию перед бывшими одноклассниками ему не хотелось.