Все тут же начали долбить овощи, а Лоретто Куинн принесла коробку свеч, которые можно было вставить внутрь.

Китти Дейли сказала, что это звучит очень заманчиво, чем сильно встревожила младшую сестру. Мэгги надеялась, что Китти сочтет это недостойным ее ребячеством и откажется прийти. Дара очень рассчитывала на то, что Керри О’Нил придет без подружки и наконец обратит на нее внимание. При Китти это было бы очень сложно. Но прежде чем Мэгги успела с кем-то поговорить, Дейли пришло письмо с хорошей новостью: в Дублине для Китти нашлось место медсестры. Больница была хорошая, и Дейли очень обрадовались; их старшие дочери уехали в Уэльс, где не хватало медсестер, так что Дублин казался родителям Китти большим шагом вперед.

Дара спросила Риту Уолш, есть ли на свете средство, которое может заставить волосы сверкать, как в рекламных роликах, или все это вранье? Миссис Уолш сказала, что вранье, но все же дала ей несколько флакончиков кондиционера, велела нанести его на волосы с помощью расчески и держать как можно дольше.

Карри сказала, что уж если Даре так приспичило, она может воспользоваться ее новым лаком для волос, но только экономно.

Эдди предположил, что Дара красит в ванной губы, а потом стирает помаду кусочками туалетной бумаги. Все тут же обозвали его вредным ябедой; мол, он рассказал об этом только для того, чтобы досадить Даре. Потому что, по словам мамы, белая помада делает девушек похожими на потаскушек. Эдди ответил, что ему наплевать на общественное мнение; скоро он вырастет, уедет отсюда и никому не станет писать даже на Рождество. А когда разбогатеет, то пошлет им телеграмму со словами «Что, съели?». А миссис Уилан придется ее принять и доставить.

Мать сказала Эдди, что он кончит на виселице и что если бы у нее были здоровые ноги, она встала бы, поймала его и размазала по стенке.

А отец отвел Эдди в сторону и посоветовал, что с людьми нужно не ссориться по пустякам, а ладить.

- Если бы я сделал что-нибудь такое, меня просто убили бы, - пожаловался Эдди. - Даре можно делать что угодно, а вы ей ни слова не говорите!

- Честно говоря, - ответил Джон, - ты тоже пользуешься белой краской. Расписываешь заборы Фернскорта. А Дара наносит белую краску только на свои губы и только в ванной, где ее никто не видит.

Эдди струхнул. Он не знал, что отец наслышан о его последних подвигах.

- Да, - уставившись в пол, подтвердил он.

- И еще одно, Эдди… На самом деле ты вовсе не хочешь, чтобы О'Нилы уехали отсюда, правда?

- Нет, хочу. Зачем он приехал сюда и все испортил? - Он как попугай повторял слова Джека Койна. Даже говорил тем же хнычущим тоном.

- Чтобы этого больше не было. Если ты собираешься продолжать писать на заборах, то, ради бога, пиши не то, чему тебя учит этот малый.

- Какой малый? - прикинулся овечкой Эдди.

- Ты знаешь, почему Джек Койн занимается этим? Ему плевать на Маунтферн и на то, какие здесь происходят изменения. Плевать на то, что с твоей матерью произошел несчастный случай. Плевать на все, кроме собственной выгоды.

- Он говорит, что во всем виноват этот человек.

- Херня, Эдди. Если ты как следует подумаешь, то сам поймешь это. Патрик О’Нил не желает иметь с Койном никаких деловых отношений, потому что несколько лет назад Джек его надул. Патрик знает, что этот человек - жулик. А Джек не может вынести того, что остался в дураках.

У Эдди округлились глаза.

- Я сказал тебе это не для передачи твоим драгоценным дружкам. Просто хотел, чтобы ты знал правду. Когда тебя отправят в колонию для малолетних преступников, то, по крайней мере, ты будешь понимать, за что туда попал.

- Я не хочу в колонию!

Слова отца напугали Эдди больше, чем уверенность матери в том, что он кончит на виселице. Сильнее всего на него подействовало то, что Джон говорил с ним спокойно, как со взрослым, и назвал мистера Койна жуликом.