- Как, миссис Райан?

- Что вам придется вытирать задницы и вытаскивать из-под больных испачканные простыни?

- Это только небольшая часть нашей работы. Главное то, что людям становится лучше.

- Какое там лучше, если я не могу понять, когда мне нужно судно? Какое там лучше, если я испражняюсь на глазах у всех? В том числе и у тех, кто пришел меня навестить?

- Тише, тише. Это совсем не так.

- О господи, в том-то и дело, что именно так! Уже второй раз за утро. Если бы у меня было десять секунд, я бы позвала вас. Но я ничего не почувствовала.

- На это не обращает внимания никто, кроме вас.

- Надеюсь, что я буду обращать на это внимание всегда. Не хочу дожить до такого состояния, когда мне станут вытирать задницу другие люди.

- Я уже говорила, так будет не всегда.

- А когда? Когда мне станет лучше? Неделю назад вы сказали, что мне станет лучше на этой неделе. А две недели назад - что на прошлой.

- Миссис Райан, если бы вы знали, как быстро выздоравливаете, то не стали бы переживать из-за всяких мелочей, которые не доставляют нам особых хлопот. Вы бы радовались этому улучшению так же бурно, как радуемся мы.

- Сестра, вы сами прекрасно знаете, что все это пустая болтовня.

- Миссис Райан, пожалуйста…

- Как вас зовут, сестра?

- Джеральдина.

- Прекрасно. Я буду звать вас Джеральдиной, а вы меня - Кейт. Судя по всему, нам предстоит провести вместе долгие годы, так что можно обойтись без формальностей.

- Долгих лет не будет, миссис… э-э… Кейт.

- Я вернусь домой к Рождеству? Скажите мне хотя бы это.

- Не могу. Я не знаю.

- Сейчас всего-навсего июль, а вы не знаете, выпишусь ли я к Рождеству… О боже, боже, что мне делать? - Кейт негромко застонала.

- Я только сказала, что не знаю. Я всего-навсего медсестра, а не врач и не хирург.

- Прекратите оправдываться. Что значит «всего-навсего медсестра»?

Джеральдина улыбнулась.

- И перестаньте смеяться надо мной! - рявкнула Кейт.

- Вы просто чудо. Теперь я понимаю, почему весь Маунтферн так хочет, чтобы вы поскорее вернулась, - сказала девушка.

- Никто этого не хочет. Про меня забыли.

- Вряд ли. Мы получаем тонны письменных запросов на разрешение посетить вас, но даем такие разрешения только родным.

- Запросов… О господи, кому может хотеться видеть человека, который страдает поносом и гадит в постель при посетителях?

- Мистер Слэттери звонит два-три раза в день, мистер О’Нил - каждый день. Не говоря о Койнах, Уолшах, Куиннах, Дейли и прочих. Даже эта иностранка приходила два раза. Хотела вас увидеть, а когда ей отказали, оставила цветок в горшке.

- Я не знаю никакой иностранки. Наверное, она приходила к кому-то другому.

- Миссис Файн.

- Нет, не знаю.

- Ладно, я проверю, но она говорит, что знает вас. Маленькая смуглая американка, больше похожая на итальянку или француженку.

В мозгу Кейт что-то шевельнулось. Но события того дня, когда она познакомилась с Рейчел Файн, плохо сохранились в ее памяти. В тот день опубликовали поэму Джона; во всяком случае, он так говорил. Потом в бар пришел Патрик О’Нил и настойчиво сказал, что хочет с ними посоветоваться. Джон говорил ей и об этом, но она ничего не помнила. Может быть, миссис Файн тоже была в пабе? Фамилия казалась знакомой, и воспоминание было скорее приятным, чем неприятным.

- Если эта миссис Файн придет еще раз, пропусти ее ко мне, - сказала Кейт.

- А как быть с мужчинами? Со Слэттери и О’Нилом?

- Нет. Пока нет. Один из них заставит меня плакать, а другой - ругаться.

- Ясно. Я поняла. Ну, а теперь…

- О боже, - вздохнула Кейт. - Я знаю, что значит это «теперь».

«Теперь» означало «еще раз».