Кейт взяла дочь за руки и задумчиво ответила:

- Не знаю. Правда, не знаю. Если бы сломанный позвоночник можно было вылечить, тогда, вероятно, все эти месяцы и даже пара лет, проведенных в инвалидном кресле, могли бы иметь цель.

- Но… - Дара с тревогой ждала продолжения.

- Но поскольку сломанный позвоночник вылечить нельзя и я больше никогда не смогу ходить, мне трудно поверить в то, что у Бога есть цель. Бог не может думать, что я стану лучшей гражданкой и лучшей христианкой, если буду прикована к этому креслу. Может быть, он думает, что без кресла я стану страшной грешницей, и поэтому держит меня в нем. Такую цель я могла бы понять. - Она едва заметно улыбнулась.

- Мама, но у тебя нет и не будет никаких грехов, так что кресло тут ни при чем. - Дара не могла представить себе, что взрослые способны совершать грехи; они могут делать всё, просто потому что они взрослые. Какие смертные грехи может совершить мама, если не считать убийства и идолопоклонства, на которые она явно не способна?

- Думаю, мой самый большой грех заключается в том, что я не принимаю посланного мне Богом. Знаешь, Дара, это действительно грех. Я собираюсь покаяться в нем отцу Хогану. Сегодня он придет, и я скажу ему, что не хочу ехать в Лурд. Это будет еще труднее.

Глаза Дары вновь наполнились слезами.

- Мама; ты обязана поехать в Лурд, просто обязана! Это наша единственная надежда. Мы с Майклом только об этом и говорим. Там случались чудеса, и с тобой тоже может случиться чудо.

- Нет, милая, не поеду. Чудеса, не для меня. Если Богородица захочет вылечить мой позвоночник, Она сможет сделать это и в Маунтферне. Я не хочу тратить на эту поездку деньги, собранные другими людьми, и разочаровывать их. Вот и все. Я не собиралась вывалить на тебя эту новость. Хотела все сделать мягче или по-другому. Но ты доставляешь мне такую радость и утешение, что я обращаюсь с тобой как со взрослой дочерью, а не с ребенком.

Слезы тут же высохли, и Дара несказанно обрадовалась.

- Ну, если я взрослая, то буду разговаривать с тобой по-другому. Раз уж ты не хочешь ехать в Лурд, то дай мне слово, что будешь вежливо вести себя с Мэри Доннелли, когда она соберет свои вещи и уедет.

Кейт прыснула. Дара говорила точно так же, как говорила сама Кейт, когда кого-то распекала. И даже выражение лица у нее было то же самое.

- Я буду такой вежливой, что ты испугаешься, - со смехом пообещала она.

- Только не перестарайся, - неодобрительно ответила Дара.

Джон шел с дочерью вдоль берега реки.

- Я рад, что Рейчел здесь, - сказал он. - Она очень нравится твоей маме. Это отвлекает ее от мрачных мыслей.

- По-твоему, у нее много мрачных мыслей? - поинтересовалась Дара.

- Кто знает? Она говорит, что почти забыла, как жила без кресла. И даже во сне не видит, что может ходить, - грустно сказал он.

- Не надо, папа. Она ненавидит подавленность больше всего на свете.

- При ней я не бываю подавленным. Но разве при тебе или наедине с собой мне нельзя ненадолго сбросить маску?

Они шли мимо рыболовов, стараясь не отвлекать их разговорами. Оба помнили, какую сцену однажды устроила Кейт. Она злилась и кричала, что не хочет, чтобы ей сочувствовали и ходили вокруг с постными физиономиями. Разбила кувшин с молоком и бросала в Джона тарелки и блюдца, когда он впал в настроение, которое называл сострадательным. Кейт назвала его настроение пораженческим и сказала, что от этого ей еще хуже.

- Черт побери, я даже ходить не могу, а ты можешь делать все. Поэтому, ради Христа, перестань ныть и канючить: «Бедная мамочка, бедная Кейт»! Что толку? Лично я предпочла бы умереть. Умереть и лежать в могиле, чем быть «бедной мамочкой, бедной Кейт»!

Они так испугались, что позвонили доктору Уайту. Он пришел, осмотрел ее и ничем не утешил собравшихся за дверью родных.