Я вздрогнула, и Бевил это заметил.

— Я напугал вас, — заключил он. — Не обращайте внимания на то, что я несу, Хэрриет. Это — сплошные глупости. Просто старая легенда.

— Здесь холодно, — объяснила я. — Я вовсе не боюсь.

Бевил обнял меня рукой за плечи и на мгновение притянул к себе; но за этим ничего не чувствовалось — обычный жест, которым успокаивают ребенка. Бевил был совсем другим, чем прошлой ночью, и у меня возникло подозрение, что тогда он все-таки не узнал меня, а сегодня я из очаровательной дамы в маске стала сама собой — знакомой, заурядной Хэрриет.

— Гвеннан рассказала мне некую историю, — торопливо проговорила я, стараясь скрыть свое разочарование. — О гувернантке, которая жила здесь в комнате, в тайне от всех, кроме какого-то лорда Менфрея.

— Сэра Бевила, если вам будет угодно. Одного из многих Бевилов в нашей семье.

— И она умерла при родах, потому что никто не знал об этом, пока не оказалось слишком поздно.

— Именно так. — Бевил открыл дверь, петли которой издали протестующий звук, уже слышанный мною раньше. — Эта часть дома скоро вообще развалится, — заметил он. — Мы, Менфреи, слишком ленивы. Не такие энергичные, как вы — Делвани. Мы пускаем все на самотек. Как по-вашему, сколько лет в этой комнате не жили?

Я отшатнулась, ибо что-то коснулось моего лица. Паутина, холодная и тонкая. Мне показалось, что сами эти стены приказывают мне: убирайся. Но Бевил ничего не почувствовал. У него не было такого богатого воображения. Нежилая комната выглядела для него просто нежилой комнатой. А привидения существовали только в легендах.

— Вот она, — сказал Бевил.

На стене висела картина — портрет женщины в платье, без сомнения том самом, которое я надевала вчера ночью. Оно было превосходно выписано: складки бархата смотрелись настолько реально, что казалось: прикоснись к ним, и ощутишь мягкую ткань. На темных волосах дамы лежала сетка из золотой нити, украшенная топазами.

— Это оно! — воскликнула я. — Значит, я надевала ее платье?

— Может быть.

Я подошла поближе к картине. Дама смотрела на меня таинственно и немного печально.

— Она выглядит не очень-то счастливой, — сказала я.

— Ну, она была замужем за Бевилом — тем самым, который влюбился в гувернантку.

— О, — отозвалась я. — Тогда понятно.

Бевил остановился чуть позади и положил руки мне на плечи.

— Что вам понятно, Хэрриет?

— Почему она кажется такой несчастной. Но платье — очаровательно. Какой замечательный художник написал его!

— Я вижу, вы просто без ума от этого платья. Где оно сейчас?

— В моем платяном шкафу в «Вороньих башнях».

— И вы не в силах расстаться с ним, так?

— Я собираюсь принести его назад и отдать Гвеннан.

— Не надо, — возразил Бевил. — Оставьте его себе. Может, в один прекрасный день вам снова захочется всех одурачить.

— Что вы!

— Это — подарок от меня, — произнес он.

— О, Бевил!

— Идемте. Здесь холодно.

Ночь бала изменила Гвеннан — так же, как и меня. Она стала еще более беспокойной и все чаще высказывала недовольство своей жизнью. Однажды, будучи в подобном настроении, она сказала мне:

— Жизнь очень несправедлива к нам.

Мы ехали по лесу верхом, задевая головами ветви деревьев, в это время года покрытые густой листвой.