Мы ехали по лесу верхом, задевая головами ветви деревьев, в это время года покрытые густой листвой.

Я всегда была готова слушать о Менфреях и потому спросила, что она имеет в виду.

— Деньги! Всегда и везде — деньги. Какое счастье, что папа сейчас не член парламента, потому что парламентские дела — штука очень дорогая. Мне так надоело сидеть без денег, что я уже собралась сама исправить положение.

— Каким образом?

— Выйти замуж за Хэрри, разумеется.

— Гвеннан, ты думаешь, он захочет?

— Захочет ли он! Ты что, с ума сошла! Разумеется, захочет. Он влюблен в меня по уши. Вот еще одна причина, почему я так злюсь, что мне только шестнадцать. Придется ждать по меньшей мере год.

Мы выехали на открытое место, и Гвеннан, хлестнув кнутом свою Сахарную Головку, пустила ее в галоп. Я тоже не отставала. Гвеннан хохотала, и я подумала, что в это утро в нее вселился какой-то бес.

— Я не желаю возвращаться в эту дурацкую школу! — прокричала она мне через плечо.

— До этого еще далеко. У нас в запасе неделя, даже больше.

— Я хочу сказать… вообще. Пансион для юных леди! Если и есть что-то более гадкое, чем быть шестнадцатилетней, так это быть юной леди.

— Во втором я не так уж уверена, хотя насчет первого полностью согласна.

— Хэрриет Делвани, не старайся говорить заумно, как эти ужасные… политики.

— По-твоему, я говорю заумно?

— Я слышала, если очень хотеть, чтобы что-нибудь случилось или не случилось… хотеть изо всех сил… сконцентрировавшись только на одном желании, это иногда помогает.

— Например, не возвращаться в школу? Или перескочить из шестнадцати лет в восемнадцать за один день?

— Ты ужасная зануда, Хэрриет. Если не возьмешься за себя, станешь просто змеюкой и синим чулком.

— А что тут плохого?

— Такие женщины фатально непривлекательны для мужчин.

— Подумаешь, открыла Америку. Я всегда была такой.

— Перестань, Хэрриет. Ты сама во всем виновата.

— В чем именно?

— Нынче утром я не собираюсь решать твои проблемы. У меня хватает своих. Я твердо решила не возвращаться в школу в этом году.

Я промолчала, думая о том, каково мне будет в школе без Гвеннан. Впрочем, у нее, конечно, ничего не выйдет.

Мы резвым галопом проскакали через пустошь. Гвеннан сегодня была какой-то совсем бешеной.

— Вот как сейчас! — воскликнула она. — Я свободна. Я хочу, Хэрриет, быть свободной. Свободной делать только то, что мне нравится. Не когда вырасту, но сейчас! Я уже выросла, говорю тебе. Я — уже взрослая и буду такой всегда.

Я мчалась за ней, крича, чтобы она побереглась; на пустоши валялись довольно неприятные камни, и, если Гвеннан не заботилась о себе, следовало подумать о лошади.

— Я знаю, что делаю, — огрызнулась Гвеннан.

И все-таки я вздохнула с облегчением, когда пустошь осталась позади: Гвеннан любила риск больше жизни.

Впереди показалась деревня, но на вид она была мне незнакома: очаровательная маленькая церковь с серыми башнями и просторным двором, окруженная тонущими в зелени домиками.

— Это — Гренденгарт, — бросила Гвеннан. — Мы — в шести милях от дома.

Все произошло совсем близко от деревушки. Мы свернули с дороги в лес, впереди была насыпь, которую не так трудно перескочить. Но, как я уже сказала, Гвеннаи сегодня все утро была не в себе. Я точно не знаю, что случилось: Гвеннан скакала чуть впереди меня, когда брала барьер. Я услышала ее крик, когда она перелетела через голову своей лошади.