— Съезжу в читальню, а потом… наверное, в школу, там есть кое-какие дела.
— Сегодня тоже дела? — удивилась Нэн, стоя в дверях кухни, — а я-то думала, уже каникулы.
— Я тебе много раз говорил, для меня каникулы начинаются гораздо позже окончания учебного года. — Он пошел в столовую. Сейчас комната показалась ему совсем маленькой, тесной, провинциально-пестрой. Тоска сдавила сердце.
— Не сиди на сквозняке, — уговаривала Нэн Фелисити. — Иди, выпей кофе.
— Не хочу. Мне хочется полежать.
— Ни к чему тебе лежать. Как только ляжешь, снова начнешь плакать. Лучше постирай свою одежду, пока вода не остыла. А когда высохнет, я проглажу.
Ничего не ответив, Фелисити тяжело затопала по ступенькам и закрылась в своей комнате.
Нэн принесла в столовую поднос с кофе и печеньем. Они сидели, глядя в окно. В палисаднике гулял ветер.
— Скоро осень, — сказала Нэн. — Странно, до чего, быстро. Как только флоксы облетают, значит, большая половина лета уже позади. Еще немного, и листья начнут опадать. Помнишь, как Лиффи радовалась этим листьям? Носилась за ними по полянке, как сумасшедшая. Ты их сгребал, а она ползала и разбрасывала, и ты сердился.
— Да. Помню. — Он поспешно допил кофе. — Ну, мне пора. Ко второму завтраку вернусь.
Нэн вышла за ним в коридор.
— Займись Фелисити. Ребенок совсем разболелся от этих переживаний.
Мор вышел из дома. Он сел на велосипед, проехал немного в ту сторону, где находилась читальня, но потом резко свернул на другую дорогу, ту, что вела к дому Демойта. Облака проплывали совсем низко над шоссе, уходящим вдаль, стрелой летящим в сторону Лондона. Ветер холодил его лицо и трепал волосы. Свежий ветер, пахнущий травой. Мор запрокинул голову. Он еще жив, он, Мор, и может делать, что пожелает. Еще минута и он увидит ее, свою любовь, и все плохое, все горести исчезнут. Чудесное преображение уже коснулось его души — чернота уходила, и все становилось на свои места, будто предвещая новую жизнь, наполненную добром и любовью. Когда он достиг ворот Подворья, на душе у него совсем просветлело.
Он прошел прямо в гостиную и увидел там Рейн, сидящую возле Демойта. Они проводили в последние дни много времени вместе. Когда Мор вошел, Рейн быстро подошла и тронула его за рукав.
— Сумасшедший дом, — мрачно наблюдая за ними, сказал Демойт. Он начал складывать книжки, собираясь выйти.
— Не уходите, — попросил Мор.
— Да будет вам. Если понадоблюсь, найдете меня в библиотеке.
Как только дверь закрылась, Мор обнял Рейн. Такое страстное объятие могло изменить все. И отпустил, так как она со смехом начала вырываться.
Она усадила его на стул, сама села на пол возле его ног, что в последнее время вошло у них в привычку.
— Как было этим утром? — спросила Рейн.
Он не знал, что ответить на этот вопрос. В это утро его метания достигли апогея. В это утро он стал лгуном и предателем. Но сейчас это едва помнилось — так, наверное, случается с душами, входящими в рай: когда они туда входят, то очень скоро пелена ужасов чистилища, опутывающая их сознание, истончается, постепенно начинает казаться сном, а потом и вовсе исчезает.
— Неплохо, — сказал Мор. А о том, что от Дональда нет новостей, она и так знала.
— Мор, — спросила она, сжав его колено, — ты еще… не сказал Нэн?
Мор затрепетал перед этим вопросом.
— Еще нет.
— Но скажешь… вскоре? — У нее было такое встревоженно-ласковое выражение на лице, что Мор зажмурил глаза.
— Рейн, я не могу нанести Нэн такой удар, пока Дональд не вернулся. |