Недоброжелательный и вместе с тем осторожный доклад
Шварцера говорил о некоторой дипломатической подготовке, которую в Замке,
очевидно, проходят даже самые незначительные люди, вроде Шварцера. Да и
работали там, как видно, на совесть, раз Централь-пая канцелярия была
открыта и ночью. И справки выдавали, как видно, сразу: Фриц позвонил тут же.
Ответ был, как видно, весьма короткий, и Шварцер злобно бросил трубку. "Как
я и говорил! -- закричал он. -- Никакой он не землемер, просто гнусный враль
и бродяга, а может, и похуже".
В первую минуту К. подумал, что все -- и крестьяне, и Шварцер, и хозяин
с хозяйкой -- бросятся на него. Он нырнул под одеяло -- хотя бы укрыться от
первого наскока. Но тут снова зазвонил телефон, как показалось К., особенно
громко. Он осторожно высунул голову. И хотя казалось маловероятным, что
звонок касается К., но все остановились, а Шварцер подошел к аппарату. Он
выслушал длинное объяснение и тихо проговорил: "Значит, ошибка? Мне очень
неприятно. Как, звонил сам начальник Канцелярии? Странно, странно. Что же
мне сказать господину землемеру?"
К. насторожился. Значит, Замок утвердил за ним звание землемера. С
одной стороны, это было ему невыгодно, так как означало, что в Замке о нем
знают все что надо и, учитывая соотношение сил, шутя принимают вызов к
борьбе. Но с другой стороны, в этом была и своя выгода: по его мнению, это
доказывало, что его недооценивают и, следовательно, он будет пользоваться
большей свободой, чем предполагал. А если они считают, что этим своим
безусловно высокомерным признанием его звания они смогут держать его в
постоянном страхе, то тут они ошибаются: ему стало немного жутко, вот и все.
К. отмахнулся от Шварцера, когда тот робко попытался подойти к нему,
отказался, несмотря на уговоры, перейти в комнату хозяев, только принял из
рук хозяина стакан питья, а от хозяйки -- таз для умывания и мыло с
полотенцем; ему даже не пришлось просить очистить зал, так как все уже
теснились у выхода, отворачиваясь от К., чтобы он утром никого не узнал.
Лампу погасили, и наконец его оставили в покое. Он уснул глубоким сном и,
хотя его раза два будили шмыгавшие мимо крысы, проспал до самого утра.
После завтрака -- и еду, и пребывание К. в гостинице должен был, по
словам хозяина, оплатить Замок -- К. собрался идти в Деревню. Но так как
хозяин, с которым он, памятуя его вчерашнее поведение, говорил только по
необходимости, все время молча, с умоляющим видом, вертелся около него, К.
сжалился над ним и разрешил ему присесть рядом.
"С графом я еще незнаком, -- сказал он, -- говорят, он за хорошую
работу хорошо и платит, верно? Когда уедешь, как я, далеко от семьи, хочется
привезти домой побольше".
"Об этом пусть господин не беспокоится, на плохую оплату здесь еще
никто не жаловался". "Да я и не робкого десятка, -- сказал К. |