Рано или поздно каждый расшибается о стену или бежит на красный свет и попадает под грузовик, который, мы знаем, уже выехал за нами. Напишите на борту этого грузовика слово «рак», или «боль», или «утрата». Молитесь, чтобы выжить после столкновения. И в конечном счете эта молитва звучит так: «Господи, пожалуйста, убереги меня от неизбежного».

Когда случилось землетрясение и я вытащил Гленна из-под развалин нашего дома и нашей жизни, какой-то мой внутренний голос, один в хоре многих, был спокоен, как во сне. «Ну и что? – говорил он. – Пришел и твой черед. Это должно было случиться».

Но когда я узнал, что Билла и Клинтон Дайкс заодно в каком-то жутком садистском заговоре против меня, переварить это было чуть ли не труднее, чем смерть Гленна. Смерть неизбежна, но боль и жестокость – нет.

Что им нужно от меня? Что я такого сделал, чтобы заслужить этот изощренный заговор, эту злобную энергию? Коп Скэнлон говорил, что, зная мою работу, не удивился дерьму у меня на стенах. Неужели причина в том, что в своей передаче я сделал нечто такое, чем привел в ярость эту парочку?

И что у них за отношения? Они братья? Любовники? Что-нибудь еще более странное? Где находится сердце этого злобного тела? Чем я заставил его колотиться так сильно и часто?

Моя сестра со своим мужем жили в Вене. Между нами была девятичасовая разница, но я совершенно забыл об этом, когда позвонил и услышал сонное «Алло?».

– Привет! Уокер? Это Инграм.

– Привет, Инграм! С тобой ничего не случилось? Все в порядке?

Вдали я услышал, как сестра спрашивает, кто звонит. Их новорожденный ребенок заплакал.

– Мне нужно кое-что узнать, Уокер. Это действительно очень важно. Помнишь, ты посоветовал мне связаться с Майклом Биллой? Помнишь, ты сказал, что мы понравимся друг другу и поладим?

– Майкл Билла? Ах да, теперь вспомнил.

– Откуда ты его знаешь, Уокер? Где ты с ним познакомился?

Линия затихла, не считая отдаленного шипения и шепота девяти тысяч миль.

– Это долгая история, Инграм. Я…

Остального я не расслышал – все заглушил громкий скрип у меня в спальне.

– Вот черт! – Не раздумывая, я положил трубку и медленно встал со стула.

Там! Еще один скрип.

Мое прежнее жилье в Лос-Анджелесе взламывали три раза. Что воры взяли, не важно, но важен сам факт, что кто-то входил в твой дом, искал, перебирал и выбирал, ощущая твою жизнь, запах твоего воздуха. После этого ты тщательно моешь каждую вещь и открываешь все окна.

Как можно тише подойдя к двери, я второй раз за неделю достал из вазы нож. Он открылся с пугающе громким щелчком.

– Убирайтесь из моего дома! Билла! Клинтон! Убирайтесь отсюда!

Наверное, они пролезли в окно. Я жил на втором этаже. Забраться по решетке балкона не представляло труда. Может быть, узнав, что я здесь… Может быть, криком я…

Я повернул ручку двери. И сразу внутри послышался шум, суматоха, какая-то возня, что-то упало. Куда они делись? А что, если у них на этот раз оружие? Что, если они затеяли что-то серьезное, а не просто дерьмо на стенах?

– Убирайтесь!

Внутри раздался смех, снова кто-то на что-то наткнулся. Набрав в грудь воздуха, я распахнул дверь. Свет был включен. В комнате никого. Первое, что я увидел, – темно-красное на белом. Кровь у меня на постели. Но не одна кровь – с какими-то клочьями чего-то. Комки и куски… мяса! Большие куски сырого мяса, брошенные на белую постель, и кровь от них забрызгала белье.

– Господи Иисусе!

Жирная, лоснящаяся телячья печенка.