|
А четвертая уродилась толстенькая беловолосая коротышка. В кого? Сразу нехорошие вопросы, подозрения, дурные мысли… Оказалось, пошла в давно забытую двоюродную бабку по отцовской линии. Та бабулька рано умерла. Пока о ней вспомнили, фотокарточку откопали… И убедились — одно в одно. Девчоночка их беленькая — вылитая та бабуся в молодости. Потом долго смеялись сами над собой… А если бы фото не нашли? Представляешь, какая была бы трагедия на всю жизнь? Изменила жена мужу — вот и все… Других объяснений нет.
Михаил через силу усмехнулся. Многого не проси… — А тебе, конечно, хотелось бы походить на меня, а не на отца? — проницательно заметил дядя. В самую точку… — Ну… допустим… — слегка замялся Миша. — Не теми ты мыслями занят, Мишук! — неожиданно жестко сказал дядя. — Совсем не теми! Тебе не о своей внешности заботиться и горевать надо, а о своем будущем. О карьере, учебе, работе — вот о чем! Тут Белка в чем-то права. А у тебя на уме одни лишь Дашки!
— Одна, — уточнил Михаил и нахмурился еще больше. Отношения с Дашей окончательно зашли в душный тупик. Каховский не нравился ей, и зачем, для чего она встречалась с ним всю зиму и весну — осталось абсолютно неясным. Его горячую жадную руку она с неизменным хладнокровием и деликатностью снимала со своих бесстрастных плечиков, целоваться отказывалась, на свидания приходила все реже и реже… И все с меньшей охотой. Очевидно, дочка станционного смотрителя не хотела решительно рвать с ним до поры до времени и тянула, сколько могла. Занималась своей газетой, куда почти все старшеклассники охотно слали свои мнения, играла на рояле… «Мама… — иногда думал Миша, присев рядом в актовом зале, — мама, наверное, тоже так играла… Не помню… Почему я ничего не помню? Мама… Какая она была?» Его тянуло к Даше, ему всегда хотелось видеть ее, хотя возле нее он неизменно робел, становился неуклюжим, глупым, знал это и мучился, не в силах себя изменить. — Дарья стервозится? — порой с пониманием спрашивал мальчик-снегурочка. — Она напоминает мне двоеточие, за которым неизвестно что последует. Хотя вообще-то люди, которых понимаешь сразу, без остатка — неинтересны. Человек должен вмещать в себя, по возможности, все плюс — еще нечто. Но ты у нас, роднулька, опять не у дел… Как же тебе помочь? Прямо не знаю и в толк не возьму… Где же он, твой хеппи-энд? Но он наступит обязательно! Миша мрачно отмалчивался. Многого не проси… Так прошел весь последний класс. Учеба в Мишину голову не лезла. Он просто отсиживал уроки, тупо уставившись на Дашин затылок, видя только ее одну и думая лишь о ней. Милое, забрызганное веснушками лицо… Тетя Бела только скорбно поджимала губы. На день рождения Миша смущенно подарил Даше красивую коробочку, купленную, конечно, на деньги дяди. Она с любопытством пробовала ее открыть. — Не обольщайся — там не бриллиантовые серьги, — буркнул он. — Я не олигарх, я только учусь!.. «Мишенька, — писала баба Таня, — ты там учись, старайся… В институт поступай. А после приезжай ко мне. Скучаю я по тебе, Мишенька…» Но Миша никуда не поступил. Провалился, как и предрекала вечно минорная, пессимистически настроенная тетя Бела. И дядя не смог ему помочь, потому что сначала вдруг срочно улетел на симпозиум в Штаты, оптимистично заявив, что все схвачено, обо всем договорено и все будет в порядке. Окейно, как любил повторять Митенька. Но не вышло. В Америке дядя неожиданно заболел, его с большими трудностями привезли в Россию на каком-то специальном санитарном самолете — университет договаривался — и сразу положили в больницу. |
