– Здравствуйте, моя дорогая сестра, как себя чувствует наша больная?

Мадам де Мэн-Арди очень хотелось ответить, что он не выглядит как человек, которого тревожит состояние Эрмины, но, будучи по натуре робкой, удовлетворилась лишь тем, что сказала: – Ей плохо.

– Что сказал доктор?

– Состояние больной внушает ему тревогу.

– Ах! Но ведь он должен ее спасти! – воскликнул саиль тоном глубочайшей убежденности.

Филиппина посмотрела на зятя. Его лицо излучало самое пылкое чистосердечие, впрочем, он и в самом деле говорил искренне.

Давид не погиб и теперь индус был заинтересован в том, чтобы жена жила, по крайней мере до тех пор, пока ситуация не изменится.

– Кто эта особа? – спросил он, указывая на Маринетту.

– Юная девушка. Будет ухаживать за Эрминой.

Сентак даже не подозревал, что перед ним та самая Вандешах, которую он так упорно искал и которую, вследствие целого вороха сложившихся обстоятельств, страстно любил.

Ах! Если бы он только знал!

Но Маринетта, которая, услышав этот страшный голос, поначалу перестала взывать к Господу и вздрогнула, будто еще глубже погрузилась в свою молитву.

II

После событий, имевших место в подземелье, о которых мы во всех подробностях рассказали, все участники этой драмы, за исключением, конечно же, Симона и Сатюрнена, погребенных под огромной глыбой, отделившейся от скалы в результате взрыва порохового заряда, так вот все участники этих событий, говорим мы, вернулись в Бордо.

Ни Андюс, ни Сентак, будто заключив между собой негласное соглашение, не посчитали уместным рассказать правду об общественном положении Семилана. Прежний главарь банды проникся к своему бывшему лейтенанту восхищением и в силу этого держал рот на замке.

«Этот парень далеко пойдет, – сказал он себе. – К тому же он мой ученик. Я был полным идиотом, что подкинул ему мысль ударить меня ножом, и получил по заслугам».

Потом, немного поразмышляв, мысленно добавил: «Да и потом, он оказался в обществе, отказаться от которого уже никогда не захочет, чтобы вновь зажить нашей жизнью – независимой, но слишком беспокойной. Так что я стану подлинным главарем банды при первом моем желании».

Что же до Сентака, то он понимал, что, выдай он Семилана, тот тоже заговорит, что может закончиться очень плохо – как для него самого, так и для бандита.

В довершение всего он затаил лютую злобу на Жана-Мари, на этого гренадера, который оскорбил, унизил, растоптал его в присутствии Мюлара, верного сеида, почитавшего его как Бога.

Саиль прекрасно понимал, что при таком отношении к нему какого-то ничтожества, солдата, еще недавно приговоренного к смертной казни, он не преминет потерять свою власть и влияние на слугу – верного, но впитавшего целый ряд благородных идей и представлений.

Поэтому, возвращаясь в Бордо, он только о том и думал, чтобы отомстить Кадевилю.

– Да! – сказал он Мюлару. – Я без колебаний сдам его военным властям, которые найдут его в подземельях, как только пожелают.

– Это может оказаться неблагоразумным.

– Нет-нет, ты ошибаешься.

– На вашем месте, – продолжал Мюлар, – я бы без промедления устроил с ним поединок…

– Дуэль? С таким человеком?

– Он солдат.

– Ты с ума сошел, Мюлар, – сказал Сентак, чувствуя, что личный страж постепенно теряет к нему уважение и что его преданность тает с каждым днем.

– К тому же его жена обвинила вас в попытке ее убить.

– Я без труда смогу доказать, что это ее обвинение напрочь лишено здравого смысла.