|
Именно этого более всего и страшатся наши политики, одержимые стремлением загасить малейшую искру в пепле. Все, способное угрожать республике. Призрак заговора Бедмара по-прежнему жив… Прибавьте к этому, что Кампьони поддерживает треть Большого совета… Вы же понимаете, что Тайные не могут не увидеть здесь тени возможного заговора. В этом нет ничего удивительного, они каждые две недели изобретают нам очередной. Нов данном случае есть еще кое-что, о чем вам, возможно, не сообщили… в принципе скорее подтверждающее их подозрения.
— О чем вы? Броцци загадочно улыбнулся: — Видите ли, мессир, Марчелло Торретоне был не только актером театра Сан-Лука. Он был также… тайным агентом Десяти и Уголовного суда. Как и вы. Смеха ради Тайные прозвали его «Арлекин». Пьетро резко выпрямился и некоторое время молчал. — Ага… Понятно. Ну конечно. Действительно важная деталь. В переданном мне докладе эту подробность предусмотрительно опустили. Эмилио мог бы меня предупредить. Впрочем… Он поднялся: — Благодарю, сьер Броцци. Виравольта задумчиво прикусил губу. Эмилио Виндикати не мог не владеть этой информацией, когда давал ему поручение. Но в полученном от него докладе ни словом не упоминалось ни о броши Лучаны Сальестри, ни о сенаторе Джованни Кампьони. Вероятно, Эмилио предпочел не упоминать имена в отчете, чтобы его эмиссар узнал все от Броцци. Осторожность никогда не бывает лишней. Особенно если в этом деле и впрямь замешаны лица, принадлежащие к самой верхушке государства… «Как бы то ни было, мне это ни о чем не говорит», — подумал Пьетро. Очевидно одно: убийство вдруг предстало в совершенно ином свете. Пьетро вернулся к размышлениям о Марчелло, исходя из имеющихся в рапорте сведений. Теперь он куда лучше понимал, что являлось грехом в глазах актера и каким образом боязнь грядущего суда небесного могла повлиять на его характер — то поддерживая, то подавляя его артистические стремления. И двойная жизнь наверняка ему мало помогала. Арлекин, комедиант. Все это приобретало новый окрас. Чтобы служить правому делу республики, Марчелло приходилось проживать в тайне то, о чем его профессия актера позволяла кричать с подмостков. Но в соответствии с той классической и эфемерной договоренностью под чужими масками, и это давало ему лишь иллюзию искупления. Должно быть, именно этим и хотел воспользоваться Совет десяти — довольно прозорливо, надо сказать, — вовлекая Марчелло в ряды осведомителей… Приняв это предложение, актер обрек себя на тайное служение ради общего блага. Но этот выбор с точки зрения морали повлек за собой еще большие ограничения. Потому что в конечном счете Торретоне стал лишь одним из мальчиков на побегушках Светлейшей, как и Пьетро. Кого он выдал, кого предал? Доводилось ли ему убивать? Запачкал ли руки в крови?.. Пьетро лишь смутно представлял тот внутренний разлад, с которым жил Марчелло, как двуликий Янус. Актер и агент республики. Погружение в бездну. В этом нет ничего неожиданного.
Виравольта спустился со сцены. Потрясенный Гольдони сидел, зажав руки между колен. — На сей раз для меня это слишком, — выдавил он. — Давно надо было поехать в Парму. Думаю, момент настал. — Карло! А карнавал! — воскликнул Вендрамини. — Нет, об этом даже речи быть не может! Ты обещал еще три пьесы. Мы должны их поставить, как и договорились. Благодаря тебе осенний сезон был весьма удачным. Наконец-то мы сможем сделать то, о чем так долго мечтали. Сейчас не время отступать! Если этот печальный эпизод останется в тайне, как я надеюсь, публика не будет судачить о происшествии в нашем театре. Если бы мы только знали, что произошло, я… — Мессир Гольдони, в данный момент и речи не может быть об отъезде из Венеции, — отрезал Пьетро. |
