— Мессир Гольдони, в данный момент и речи не может быть об отъезде из Венеции, — отрезал Пьетро. — В интересах следствия вам необходимо оставаться в лагуне. Мне нужно выяснить у членов труппы все до мельчайших подробностей. Включая либреттистов, музыкантов из оркестра, хореографов, художников, певцов и танцоров. Короче, весь персонал Сан-Лука.

— Но… но тогда… Об этом станет известно всем! — возопил Вендрамини. — А это плохо скажется на театре!

— Все равно так или иначе придется объяснять исчезновение Марчелло. Не волнуйтесь: каждый будет знать именно столько, сколько ему положено, ничего лишнего. Обсуждать подробности этого чудовищного преступления никто не собирается, кроме как по моему прямому требованию. Надеюсь, с этим все согласны?

Вендрамини с Гольдони кивнули. Пьетро снова повернулся к трупу на кресте:

— Еще один вопрос…

— Да? — произнес Гольдони.

— Насколько я понял, Марчелло был довольно религиозен…

— Да, — кивнул драматург. — Мало кто из наших воздает Богу должное, это верно. Марчелло же вопреки своей легкомысленной и бурной жизни был совсем другим и каждую неделю ходил в Сан-Джорджо Маджоре.

Пьетро, нахмурившись, задумался. Шпион и впрямь каждую неделю молился Христу Воскресшему?.. Очень даже может быть, если Пьетро не обманулся в своих выводах. Что его занимало, так это явная связь между данным предположением и символической мизансценой убийства. Вот в этом направлении следовало бы копнуть поглубже. Человек, одержимый идеей греха, распят на подмостках собственной двуличности, среди костюмов персонажей, которые обычно воплощал, глазные яблоки вырваны… Быть может, он видел нечто такое, что сделало его опасным? Связь с его собственной судьбой реальна или это всего лишь досужий домысел самого Пьетро?

— Вы знаете, кто служит в Сан-Джорджо Маджоре? — внезапно оживился он.

На сей раз ответил Вендрамини:

— Отец Козимо Каффелли.

«Каффелли. Надо же…»

— Да, я с ним знаком, — кивнул Пьетро.

— Он также был исповедником Марчелло, — добавил Гольдони.

— Его исповедник, говорите? Любопытно…

Пьетро замолчал и задумчиво потрогал губу. Ему доводилось в прошлом сталкиваться с Каффелли. Да и тот вряд ли забыл о Черной Орхидее. Каффелли очень помог сенатору Оттавио убедить инквизиторов выдвинуть против Пьетро обвинение в атеизме, каббале и аморальном поведении, в результате чего Виравольту разлучили с Анной Сантамарией и бросили в тюрьму. Каффелли сыграл немалую роль в аресте Виравольты.

«А вот это обещает быть интересным…»

Он вновь обрел способность улыбаться.

— Благодарю вас.

Тут его окликнул Броцци, и Пьетро обернулся. Врач Уголовного суда все еще оставался на сцене. Он засучил широкие рукава своего черного облачения.

— Помогите мне его снять.

* * *

Труп Марчелло Торретоне лежал в одном из подвалов Уголовного суда. Здесь не было ни позолоты, ни лепнины, лишь голый грубый камень и собачий холод, просачивающийся через выходящее на узенькую улочку подвальное оконце. Пьетро показалось, что он снова попал в тюремную камеру. В центре помещения суетился Броцци. Пьетро с содроганием помог врачу уложить закоченевший труп на смотровой стол. Теперь Броцци мог приступить к более тщательному осмотру. Делать вскрытие не было необходимости, но вот досконально выяснить происхождение ран и обстоятельства смерти — всенепременно. Броцци, довольно долго бормотавший что-то, поправил очки и принялся осматривать корни волос, глазные орбиты, зубы, язык и рот, раны на ногах, руках и в боку, а также надпись на туловище.