Огромная толпа шла через канадские просторы абсолютно голой, с торжественными и бесконечными песнопениями, а ошарашенная, смятённая полиция стыдливо прикрывала глаза руками, дабы не нарушить закон.
Паника поднялась нешуточная, и чем ближе подходила к столице растелешённая толпа, тем испуг правительства больше напоминал состояние катастрофы, поскольку законопослушные граждане, особенно негры, глядя на голых русских, мотали на ус и учились, как надо бороться за свои права. Полиция попыталась противостоять, но чужими руками: спешно собрала уличные банды городов и бросила их навстречу. Громилы с бейсбольными битами и цепями, головорезы с ножами и пистолетами долго и зачарованно смотрели на колонну обнажённых людей, после чего сцепились между собой, ибо даже по их законам бить и калечить безоружных и голых было ниже их хулиганского достоинства.
Правительство сдалось, когда ярые, отчаянные духоборы были уже на подступах к столице. Свободникам позволили жить как заблагорассудится, сняли всяческий властный призор, убрали чиновников, полицию и оставили в покое. Добившись желаемого, голыши покачали на руках Сорокина, объявили его вождём непокорных и двинулись назад, в свою провинцию. Но в результате произошёл раскол и в среде канадского духоборчества, поскольку основная его часть пошла на сделку с властями и не признала победы голышей — так после похода стали называть ярых свободников.
А они, поверив в чудодейственность раздевания, стали проводить молитвенные обряды в «белых одеждах», то есть обнажёнными. Раскольников оказалось несколько поселений, куда ни прочие духоборы, ни местное население, ни тем паче власть не смели совать носа. Они порубили столбы и отказались от электричества, долгое время не признавали никакой техники, не пользовались деньгами, питались тем, что выращивали своими руками на огородах, и не позволяли детям ходить в школу, тем паче учить английский язык и общаться с канадцами.
Однако власть не смогла долго сносить оплеухи от странных, дерзких русских переселенцев и совершила ошибку: наёмный убийца оборвал жизнь штаб-ротмистра российской жандармерии, вызвав неслыханный гнев голышей. Место и титул вождя взял на себя его старший сын, организовавший второй поход на столицу. И вот после него канадское правительство более уже никогда не вмешивалось в жизнь свободников, по крайней мере, явным, открытым способом. Раскольники же, упреждая всяческие поползновения на свою вольницу, начали самый обыкновенный террор — жгли школы, построенные лояльными духоборами, рубили и взрывали электрические столбы, поджигали их автомобили. Особым шиком считалось спалить дом вождя, коим ещё с российских времён была «королевская» семья Веригиных. Причём дождаться, когда вобьют последний гвоздь, отметят новоселье — и пустить красного петуха.
Прадеда своего Гарий Сорокин не помнил, но дед его вынянчил на коленях, и когда внук подрос, стал готовить его к нелёгкой судьбе вождя голышей. Вся община знала наследника «престола», поэтому он с детства был обласкан вниманием, почитанием, поскольку до восемнадцати лет жил у чужих людей и под разными именами. Родители и вся община опасались наёмных убийц и похитителей, власти всё ещё мечтали лишить свободников будущего вождя. Дома, в которых он прятался, имели от этого свою выгоду и норовили если не женить, то обручить Гария со своими дочерьми и таким образом породниться с Сорокиными.
При внешнем пуританском образе жизни общины голыши страдали от слишком раннего полового созревания детей, и виною тому были вечерние молебны в «белых одеждах». Обычно проходили они при тусклом освещении керосинками или свечами, взрослые самозабвенно пели псалмы и стихи, а дети прятались по тёмным углам и устраивали безобидные «ласкательные» игры, которые не воспринимались как греховные. Напротив, даже поощрялись, ибо считалось, что это весьма полезно для братско-сестринских отношений в общине. |