Рассохин зажёг свечу и надел куртку.

— Сиди, я посмотрю.

На улице ещё была ночь, в кедровнике же и вовсе хоть глаз выколи. Пёс вертелся возле люка, лаял и звал за собой, отбегая в сторону лагеря.

— Пошли, — сказал Стас. — Что там?

Кавказец вёл его по кедрачу, стараясь держаться в луче фонаря, и заманивал всё дальше и дальше. С крон капало, и, судя по шуму, моросил мелкий дождь. Рассохин спугнул лосиху с телятами, затем несколько зайцев, попавших под свет, на которых пёс с проснувшимся охотничьим инстинктом даже внимания не обратил. Наконец ветер пахнул горькой вонью сырого пожарища, и впереди чуть посветлело.

И оттуда же послышался злобный гулкий лай.

Стас достал пистолет и передёрнул затвор. На краю кедровника он остановился и, не включая фонаря, осмотрелся. Впереди была когда-то разрубленная и теперь заросшая молодняком противопожарная полоса вокруг лагеря. Густая высокая поросль стояла стеной, холодная и мокрая от дождя, и где-то там, в глубине, остервенело гавкал кавказец. Луч света не пробивал и на пару метров, утыкаясь в чащобник, лезть в который не хотелось, к тому же Рассохину почудился приглушенный звериный рык. Весенние голодные медведи, выжатые половодьем, запросто могли переплыть на остров, благо что по кедровнику всюду бродили непуганые домашние самки с телятами. Соваться в потёмках на голос собаки, да ещё в недра зарослей, было опасно. Стас выстрелил вверх и прислушался. Будь зверь — сразу бы ломанулся даже от пистолетного щелчка, однако в полосе всё стихло. Скоро смолкший кавказец вновь заорал, и на том же месте.

И вдруг отчётливо послышался отчаянный человеческий крик:

— Помогите!

Рассохин стал продираться сквозь заросли, подсвечивая фонарём, однако то и дело попадал в глубокие и старые противопожарные рытвины. А человек уже кричал и стонал почти безостановочно, как звуковой маяк. Оставалось несколько метров, когда в сполохах света показалась жердь, застрявшая между деревьев, и на ней — крестообразная фигура человека!

— Опа! — только и сказал Стас, мгновенно вспомнив распятого на Красной Прорве Скуратенко.

Это был здоровый, мордатый мужик лет под сорок, однако не измученный и не изъеденный гнусом. Физиономия красная, короткие волосы дыбом и вся верхняя одежда — в клочья. А пёс продолжал рвать его за штаны, даже когда Рассохин оказался рядом.

— Убери собаку! — заорал мужик. — Ну, что встал?! Он меня покусал!

На распятом оказался песочный камуфляж!

Стас поймал кавказца за ошейник и оттащил.

— Кто тебя так? — спросил с интересом.

— Не знаю! Освобождай! Давай, шевелись, руки затекли!

Одного накладного кармана на брюках не было, второй

болтался у колена, в прорехах зияло голое тело с запёкшейся кровью.

— У тебя связь есть с большой землёй?

Мужик гневно мотнул головой.

— Была связь! Всё отняли! Освобождай!

— Когда отняли?

— Утром ещё. Скоро сутки сижу... Режь верёвки!

— Что же ты, сволочь, МЧС не вызвал? Я же просил! Кричал: женщины тонут! Скажешь — не слышал?

— Слышал... Не имел права!

— Спасать не имел права?!

— Обнаруживать себя! Специфика службы... Убери пса! А если он бешеный?!

Рассохин оттолкнул пса, подошёл вплотную и посветил в лицо.

— Так вот, женщины утонули. Все! И теперь ты за это ответишь. Где второй?

Мордатый обвис на жерди.

— Мы выполняли инструкции, — вяло оправдался он. — Был приказ... Я действующий офицер ФСБ!

— Тем хуже. Где второй?!

— Там! — мотнул он головой в сторону лагеря. — Его тоже привязали.

-Кто?

— Не знаю! Нас захватили утром.