Я честно сказал:

— Нет.

— Именно. И я не могу. Вчера после ужина, когда Динька ушёл с Цвиком, а вы с Калюжным рассматривали сороконожек на стенах, я убился об Чероди, Витя. Расшибся. Я перебрал все способы, он перебрал все слова из своего немалого словарного запаса. Он очень плохо представляет себе, что такое принуждение, Витя. А что такое насилие, похоже, не представляет совсем.

— Так не бывает.

— Не бывает, — кивнул Артик. — У них есть слово «заставить», ты знаешь. Цженг. Я выкрутил все контексты. Цженг ди цор. Заставить… ну, скажем, расти. Применительно, по-моему, к генной инженерии. Заставить литопсы расти дорожкой с помощью биохимического воздействия. Цженг ди цве. Заставить принять — с помощью аргументов — какую-нибудь мысль. В споре. Ченд ор цженг. Обстоятельства заставили. Обстоятельства заставили пойти проверять линию грибного телеграфа в метель. Всё.

— А заставить человека?

— Вот здесь-то и порылась собака, Витя! У них вообще нет такой грамматической формы. То есть… в принципе, сказать можно. Но… как по-русски сказать «задуматься мухами» или «чихнуть слоном». Это фраза без смысла. Человека, видишь ли, заставить нельзя.

— Опа! — ляпнул я. — А почему?

— А как? Он же уйдёт!

У меня челюсть отвисла. Я протормозил аж минуту, может, две.

— Э… куда уйдёт?

— Не знаю, — и я услыхал в Артиковом тоне прямо-таки насмешку. — Мало ли, куда можно уйти.

— Не понял.

— Мне сказал Чероди, — Артик уже улыбался.

— А в чём тогда власть у матриарха? — я вдруг почувствовал, что тоже устал до ужаса.

— Она может «хен» и «хен-кер». Наложить табу. Или вето. На женщин и детей своего рода. На мужчин — не может. Мужчине может только отказать от дома. «Хен-кер» — ты тут табу. Всё.

— Слушай, Артик, — сказал я, — ты издеваешься, да? Хочешь сказать, что тут — полная анархия? Никто никого не заставляет, всем всё можно? Так, по-твоему, да, ёпт?!

Мина у Артика сделалась, я бы сказал, жалостливая.

— Трудно, Витя? Нет, не анархия. Абсолютный порядок. Потому что табу нарушить нельзя.

— Да почему?!

— Потому что это — запах. Биохимический приказ. Попрёшь буром — умрёшь.

Меня впечатлило. Я, оказывается, всё-таки, не ожидал. И сказал:

— Ничего ж себе делишки! Хочешь сказать, кто не подчинится — секир башка?

Артик вздохнул.

— Они не убивают, Витя. Убийство — «хен-кер» с детства, жесточайшее табу. Они об убийстве себе подобного даже помыслить не могут. Ты же видел — намёк вызвал у них шок.

— Взаимоисключающие параграфы — такие взаимоисключающие…

— Ничего подобного. Представь: вот важный объект, который — табу. Он окружён проводами под током, и на них висят таблички «Не прикасаться! Смерть!» Некий злобный и упрямый идиот наплевал на предупреждение и полез. Кто его убил? Автор табличек, конструктор забора — или он сам себе схлопотал премию Дарвина?

У меня в голове появились какие-то проблески.

— «Хен», значит — предупреждение? Лангри…

— Да, Витя. Лангри предупредил Калюжного, что угрозы стальным клинком тут — «хен», табу. Как я понял, «хен» — одновременно и предупреждение, и наказание тому, кто слишком приблизился к запретной территории.