Ему брат подарил. Ушедший. Ну всё ведь ясно…

В общем, отношения между нами вышли очень доверительные. И поэтому он заговорил на крыше фабрики-кухни, где никого не было, и спросил у меня, а не у всех — потому что ужасно тактичный и не знал, как остальные отреагируют.

А про меня знал, что я ему скажу правду.

Я правду и сказал:

— Я не знаю. Мы привыкли.

— Люди смотрели, как человека ест хищник, и не пришли на помощь. И даже сами выпустили хищника. Так может быть?

И вид у него был напряжённый. Он о дико ужасных вещах говорил. Тяжело показалось согласиться, но — что поделаешь!

— Бывало, — сказал я. — Бывало и хуже.

— Как — хуже? — и уши нацелил вместе с усами, а в глазах зрачки расширились.

Я не смог ему сказать, как — «хуже». Но я придумал, как это немного смягчить — для него и для себя.

— Слушай, Цвик, — сказал я, — давай, ты расскажешь самую ужасную историю, какую знаешь. А потом я расскажу самую ужасную историю. Ладно?

Цвик как-то нахохлился, взъерошился… но моргнул согласно.

— Останови, если не поймёшь слово.

— А ты говори медленно, — сказал я, и Цвик согласился.

Получилось, что он первый с кем-то из нас заговорил о таких вещах. О том, что мы в их мире ещё не видели и видеть не могли.

— Это было давно, — сказал Цвик, ероша шерсть на руках. — Но не До Книг. Вы выучили названия чисел? Давно — двести лет или немного больше. Там остались развалины. Лес никак не хочет их поглотить. Место — цанджач.

— Что?

— Это делает ненависть. Помнишь это слово?

— Да.

— Тот, кто ненавидит, может цанджач. Это когда хен-кер — весь клан и вся земля вокруг. Для большинства живых существ.

— Проклятие? — сказал я по-русски. — Не повторяй, ты не выговоришь. Это ужас, правда. А за что их — это… цанджач?

Цвик начал рассказывать очень медленно — выбирал слова, которые я смогу понять. Иногда дорисовывал смысл запахом, как картинкой. Я расшифровывал эту историю, может, час, а может, и больше — но, в конце концов, понял примерно так.

Лет двести или больше тому назад из-за какого-то природного катаклизма случился голод. Я думаю, это была засуха, потому что запах был — сена и дыма, но по-любому — горели леса, где все лицин и живут. У них пропали их, наверное, посевы и сады… я не видел полей, но это сейчас, а тогда, может, и были поля… ну, в общем, у них стало очень худо с едой.

И они занимались поиском средства от этого бедствия. Тут я не очень понял, но, по-моему, все генные инженеры включились в работу, пытались найти, может, суррогат еды, а может, вывести что-нибудь, что быстро размножается. Но из-за природной катастрофы это было тяжело сделать.

Я понял так, что женщины и дети в кланах жили запасами — ну, у богатых кланов были запасы. Кланам победнее и поменьше приходилось туго. Цвик сказал, что женщины перестали рожать. Тут я не понял: как будто, «остановили развитие жизни внутри» — это надо будет потом прояснить. Мера отчаянная — но не так уж она сильно и помогла, я думаю.

А странствующим мужчинам, «семени мира», оказалось просто совсем фигово: у них-то не было никаких запасов, и молодые ребята, по возрасту не очень крутые профессионалы, да если ещё и без набора особо ценных генов — оказались никому особо не нужны.