— Тьфу, ёпт, — пробормотал Виктор. — Птица, наверное. В смысле, эта… летающая. Сука…

Мне снова срочно понадобились стены. Я подбросил в огонь толстую кривую корягу, но дрожащие отсветы пламени делали мрак ещё более непроницаемым. Смесь паники с тоской была нестерпима, как сильная боль.

Но тут снова накатило микроясновидение. Когда Калюжный приподнялся, вытянулся и сказал: «Мужики, огонёк!» — я уже знал, что он это скажет.

Испытатель №6

Честно говоря, хреновато мне было.

От слова «совсем».

И рвать не рвёт, но мутит. Когда подкатит — остановишься на минутку, подышишь — вроде, отпускает. Ну и стараешься держать себя в форме — не годится салагам думать, что я тут расклеился, как Багров. С чего худо, не понимаю. Вроде ягод этих гадских съел самую малость.

А живот болел — сил нет. И крутило, и резало — как ножом… То отпустит, то снова. Спасибо, Разумовский эту штуку с углем придумал: вроде слегка полегчало. Но когда начало темнеть, холодно стало — прямо уши к башке примерзают, шерсть на всём организме встаёт дыбом.

И противно, когда к шкуре что-то прикасается, даже одежда. Ползут такие колючие мурашки. И ломит везде, будто накануне вагон кирпича на горбу перетаскал.

А тут ещё наступает ночь, долбись она конём — и мы все наблюдаем две луны. И Калюжный, расперемать его, сучёнок, делает бровки домиком, спрашивает:

— А чё, Витёк, в Индии всегда две луны, да?

И Разумовский с улыбочкой говорит:

— Сейчас Витя скажет, чтобы мы не совались с комментариями, потому что не астрономы, — и Багров, кулацкий подпевала, хихикает.

Засранцы… и без них тошно.

— Ша, — говорю, — салаги. Решили уже: не Индия. Где там у нас две луны-то? На Марсе, опять же?

Разумовский говорит:

— Решили уже, Витя: не Марс. Я уверен, мы вообще вне пределов Солнечной системы. Может, и Галактика не наша… кто знает, как прошёл этот пространственный прокол?

— Ах, ты ж, Господи, — говорю. — Послушать тебя, Артик, так ты прямо Эйнштейн! Что, теорию относительности выдумал?

А Разумовский продолжает:

— Есть у меня одна гипотеза… — ну тут уже все начали ржать, никто ему говорить не дал. Гипотеза у него… Выискался тут, физик-атомщик! Вот учёные-то из «Иглы» забыли с ним посоветоваться — он бы им объяснил, что почём, ясновидящий наш…

С одной стороны, неглупый парень. Но с другой, как заведёт иногда — и не заткнуть его. Нет, я скажу, излишняя начитанность людей портит. Воображение у них такое появляется, что все кругом — быдло, а они сами — гибрид Ломоносова с Менделеевым, только без таблицы.

В армии это — не дело. Дисциплина хромает.

Я так, немного, об этом намекнул, все, вроде, согласились, даже Разумовский, а кругом тем временем совсем стемнело — и разговаривать вовсе расхотелось.

Комары здешние жрут, как зараза. Как иголки втыкают, злые, хуже цепных псов. А Разумовский у них ещё ножки считал… Да не плевать ли, сколько там у них ножек, когда у них хобот длиной с булавку! Хорошо ещё, что дыма боятся, как и наши.

И холодрыга. Прямо колотит, сижу — и зубы держу, чтобы не лязгали. И живот крутит. На тот берег, в темнотищу эту смотреть тошно, а вверх посмотришь — в животе ещё хуже, прямо выворачивает от здешнего неба, от лун этих, хотя днём было вполне ничего. И в лесу — конкретно жутко.

Я вот что скажу: прямо жалко, что среди моей группы ни одного деревенского нет. Сланцы-то мои, может, и не особо город, но всё ж таки не деревня. Дома потому что блочные, водопровод, газ, туда-сюда… свою привычку даёт.