Артик вдруг улыбнулся, будто я ему штуку баксов предложил за так, а остальные двое переглянулись. И Багров сказал:

— Не хочу, чтобы вы уходили!

— Ша, — говорю. — Приказы не обсуждаются, ясно, нет?

Калюжный скорчил рожу — и я ему сказал, пока он не начал выступать:

— Чего, хочешь поспорить? Ну, давай, ты будешь принимать решения! Давай! Не вопрос! А я погляжу. Только ты учти, мудачина: ты одно решение уже принял самостоятельно: мы все сюда случайно попали, только ты — по доброй воле, ёпт! А тебя предупреждали. Так что все уже поняли: ты не то, что выход, ты дырку в собственной жопе без указателя не найдёшь.

У Калюжного ноздри раздулись, и тут Разумовский сказал:

— Сергей зажёг огонь.

— Ага, — говорю. — Прометей, итить… Зажёг — пусть поддерживает. Я же не говорю, что от него пользы нет или смысла в нём — но выдрючиваться он дома у мамы мог. Тут нельзя: тут положение чрезвычайное. Если мы сейчас начнём причиндалами меряться — разбежимся или раздерёмся к псам свинячьим, и сказочке нашей конец. Я всех слушаю. Но кто-то должен командовать, чтобы итог был всей вашей трепотне, ясно?

Артик говорит:

— Согласен, — и Багров кивает.

Калюжный говорит хмуро:

— Ты чего на меня-то гонишь?

— Да ладно, — говорю. — Чтоб никаких неясностей меж нами не было, Серёга. Не хочу, чтоб, если что случится, ты вдруг возник или с Разумовским разосрался, вот и всё. Мы тут с вами все в одной лодке — может, больше людей тут и вовсе нет… ещё неизвестно, какая срань тут живёт. Нам надо держаться друг друга, а всё моё командирство тут в чём? Я просто слушаю, что вы скажете, каждый — и прикидываю, что к чему. И всё.

Артик говорит:

— Мне кажется, это очень здраво.

А Калюжный:

— Я чё, спорил, что ли, ёлки…

— Ништяк, — говорю. — Всё, договорились. Ещё раз: мы с Артиком идём смотреть, что там за свет, а вы с Динькой поддерживаете огонь. Решили.

Багров говорит:

— Просто я боюсь за вас…

А Артик ему:

— Не стоит. Нам, скорее всего, грозит не больше и не меньше, чем вам с Сергеем. Надо рискнуть; вдруг мы и впрямь найдём людей.

И Калюжный, вроде бы, уже не таким зверем на него смотрел. Может, дошло что-нибудь до идиота? Больше никто спорить не стал.

А Разумовский потихоньку начинал мне казаться толковым парнем. Не без своих тараканов в черепушке, но толковым. Я вдруг сообразил, что доверяю ему побольше, чем прочим, хоть и закидывался он ужасно.

Он был, как будто, не совсем… моей породы, что ли… но в товарищи я бы выбрал его.

Поэтому хорошо вышло, что мы к свету пошли именно с ним.

Испытатель №25

Забавно, но все решили, что я ужасно смел. В действительности я жестоко трусил и даже не пытался это скрыть.

У костра было безопаснее. Очевидно: по идее, любые дикие животные, на Земле или нет, должны бояться огня. Мне хотелось факел, но горящий сук факелу не замена — уже через пятьдесят шагов он скорее коптил, чем горел, и, в конце концов, погас совсем. А больше ничего у нас не было.

Но сидеть мне казалось нестерпимее, чем идти. В передвижении была какая-то иллюзия действия, тень влияния на собственную участь. И — да, да, я подыхал от любопытства, которое было сильнее страха.

Этот круглый светильник на другом берегу отмечал поворот реки. Вот что я думал. И, возможно, там и вправду кто-то был, кто-то живой. Люди? Разумные нелюди? Моё любопытство рисовало невероятные образы, а приступы ясновидения снова, некстати, поутихли — я ничем не мог себя проверить.