Наконец, поножовщина на путях. Не столь удивительно то, что Машкин окончательно рехнулся и решил кого-то прирезать, пусть и племянника, а то, что он утверждает, что заступался за девчонку, на которую этот самый племянник посягнул. Девчонка же, Светка Приходько, стоит насмерть и с негодованием это отвергает. Не виноват, ничего не было – и все тут.

Сам племянник – Роман Сахаров – пребывает в больнице, в бессознательном состоянии, и на вопросы о его состоянии главврач Маргарита Вильгельмовна только кривится да отмахивается.

– Может, его к Склифосовскому? – заикнулся было Акимов, но его быстро загнали под лавку:

– Не морочьте мне голову! Заштопали, будет необходимость – отправим, а сейчас нет такой нужды. Занимайтесь своими делами.

Поспорь с такой.

– Да у коновалов всегда так, – утешил Иван Саныч. – Кровища из парня хлещет, как из зарезанного порося, а она – «нет нужды». Зато с нас взятки гладки: дело было на железке, вот пусть линейные разбираются.

– Чего разбираться-то? Нарисуют ему сто сорок третью, неопасное для жизни, присядет на годик.

Саныч выразил надежду, что тем лучше, котел на место встанет, и признался:

– Я тебе, Серега, как на духу: свербил у меня этот Машкин, как чирей, покоя не давал. Сплошные беды от него. Чем он дальше – тем нам же лучше.

Акимов согласился от самого чистого сердца. Пусть до утра посидит товарищ в клеточке, ему уж не привыкать, а там видно будет.

– Ну что, по домам?

Тут внезапно, хлопнув дверью и вполне слышно прошагав, появился Сорокин, удивительный и непривычный. Был в штатском, блестящего вида костюме, белоснежной рубашке при галстуке, ослепительная шляпа набекрень. На лацкане поблескивал знак, при виде которого у Сергея ком встал в горле и даже, фигурально выражаясь, поджался хвост. Остапчук же, пряча улыбку, отвернулся.

– Ладно глазами хлопать, – попенял Сорокин, в шутку прикрывая ладонью знак заслуженного работника НКВД. – Ликуйте. Все в аккурате, был на ковре, рассмотрен, взвешен и найден чистым.

– О как. Тогда приступим? – деловито предложил Саныч и полез под стол.

Акимов взмолился:

– Я пас. Вера…

– …не позволяет? Мусульманин?

Сорокин строго указал на недопустимость подобного рода шуток:

– Не изгаляйся над руководством… Обмоем непременно, причем не только этот повод.

– А какой еще? – заинтересовался Саныч.

– После узнаете, – пообещал капитан, – а пока идите уж отдыхать.

То ли в шутку, то ли всерьез Сергей заметил:

– Высокомерно, товарищ капитан. Вы же понимаете, что, пока не отменен приказ о вашем отстранении, вы тут не командир.

– Умыл, – признал капитан. – У меня с Машкиным разговорец будет, в нем момент личного плана…

– Тамара? – прямо спросил Саныч.

– Да.

– Она нам тоже не чужая была, – деликатно напомнил Акимов. – Работали вместе, значит, и плоды будем вместе пожинать.

– Справедливо же? – уточнил Остапчук.

– Ну а раз так, то веди Машкина сюда.

– Есть, – козырнул Саныч.

– Наше Николаю Николаевичу, – задержанный шаркнул ножкой. – Никак снова в седле?

– Именно, – подтвердил капитан. – Присаживайтесь, гражданин.