Однако Цукер преспокойно дрых, запрокинув голову и открыв рот, посвистывая носом, и эта картина успокаивала. Станет ли так почивать тот, кто идет на черное дело и тащит с собой еще двух – вряд ли.

Поворочались Санька и Витька, поворочались и прикорнули сами, да накрепко, так что на подъезде к Трем вокзалам Рома их сам растолкал:

– Подъем, байбачье, приехали.

Вышли из последнего вагона, спрыгнули с платформы и пошли вдоль путей, в ту сторону, где огни были редки.

– И чего не сойти на станцию раньше? – ворчал быстро утомившийся, непривычный к пешим походам Маслов.

– Мне-то почем знать? – огрызнулся Санька.

Впереди уже расстилались черными холмами вершины ночных деревьев, и гравий насыпи путей блестел под луной, как драгоценные камни. Прошли на ответвление, миновали один состав, второй. Послышались голоса, показались темные фигуры, пахнуло табаком и по́том. Подошли к грузчикам, которые, выстроившись цепочкой, передавали мешки, сгружаемые с вагона. Один из них, повернувшись, сделал знак.

– Вставайте в ряд.

Работали быстро, молча, споро, мешки укладывали в кузов грузовика, стоявшего у насыпи. Вскоре он, загруженный, уехал, подкатил второй, начали заполнять его. Когда и его кузов загрузили и он, отфыркиваясь, исчез в темноте меж деревьев, один из грузчиков скомандовал:

– Баста! – Подойдя к вагону, он навесил на двери замок и принялся раздавать деньги.

Цукер получил наряду со всеми. Потом все быстро разошлись, а ребята остались.

Санька бесцеремонно дернул Сахарова за рукав:

– Чего ж овес?

Цукер, пересчитывая деньги, поднял глаза, блеснув белками:

– Сам видишь, нет, – отмусолив, протянул купюры Витьке и Саньке.

Первый принял с благодарностью, второй заартачился и даже руки за спину спрятал:

– Не надо.

– Чего так? – спросил Цукер, пряча свой заработок в карман.

– Сговаривались на зерно.

– Так сгоняй на базар и купи.

Санька вспылил:

– Издеваешься ты, что ли?! Какой базар?! Пятница завтра!

Маслов пытался встрять:

– Сань, ты не очень-то кричи…

Однако Приходько не на шутку разошелся, заступил дорогу Цукеру, сжимая кулаки:

– Слышь, ты, а ну постой. Иначе такой хай подниму – не поздоровится ни тебе, ни этим, которые вон улепетывают.

– Ты что, отрок? – холодно спросил Рома.

– А что? – проговорил Санька, наступая. – Как ты ко мне, так и я! Говорил одно, а теперь в кусты!

Витька Маслов попытался встрять, с опаской оглядываясь:

– Да погодите вы!..

– Я погожу, – пообещал Рома, отворачиваясь от негодующего Приходько. – Но ты же видишь, как этот суповой набор да стакан гноя строит из себя амбала.

Санька, задохнувшись, ринулся вперед, но Цукер, который только-только стоял спокойно, выглядывая что-то в темноте, развернулся и точно врезал ему по скуле, да так, что Санька, завертевшись веретеном, не удержался на путях и скатился под откос. Было слышно, как он барахтается в канаве, ругаясь последними словами.

– Какой-то бракованный, – как бы удивляясь, проговорил Рома.

– Он нервничает, – кротко пояснил Маслов. – Голубей нечем кормить.

– Базар на что?

– Торг на Калитниковке в выходные только.

До Цукера наконец дошло:

– А-а.