Чарльз Уоррен сменил на этом посту сэра Эдмунда Хендерсона, который вынужден был уйти после уличных беспорядков в феврале восемьдесят шестого, когда демонстрация безработных переросла в настоящий погром. Проходит около двух лет, и воскресным утром 13 ноября 1887 года ситуация повторяется, демонстранты выходят на Трафальгарскую площадь, а сэр Уоррен выводит им навстречу войска. В тот день на площади было ранено около ста пятидесяти человек, один из которых скончался. Тринадцатое ноября остается в памяти лондонцев «Кровавым воскресеньем», популярность Уоррена резко снижается, несмотря на новые похвалы со стороны «Таймс». Что еще хуже, он теперь не пользуется любовью даже собственных подчиненных — сотрудников столичной полиции. И эта неприязнь многократно усилится после небольшого скандала, разразившегося в середине августа, вскоре после убийства Марты Табрам.

В тот же день, после разговора с Суонсоном, Чарльз Уоррен принимает у себя комиссара Джеймса Монро, представительного пятидесятилетнего шотландца, руководящего Департаментом уголовных расследований.

— Я рад, что вы наконец смогли уделить мне время…

Сарказм сэра Уоррена не смущает Монро, ничего другого не стоило ожидать. Противостояние между двумя офицерами длится не один день.

Комиссар Джеймс Монро, как и многие высокопоставленные лица Британской империи, начинал свою карьеру в Индии, где провел почти тридцать лет на различных должностях и, в конце концов, возглавил полицию в Бомбее. В 1884 году Монро возвращается в Лондон вместе с семьей и получает предложение встать во главе Департамента уголовных расследований Скотленд-Ярда. Этот департамент — один из трех, находящихся в ведении сэра Уоррена, был образован позднее остальных. Британцы с самого начала рассматривали создание полиции как угрозу своим правам, и тем сложнее было привыкнуть к мысли, что в ее составе теперь будут люди в штатском, способные смешаться с толпой и ничем не отличаться от обычных граждан.

Им пришлось смириться. При расследовании серьезных уголовных преступлений нельзя было обойтись без обученных детективов, отбиравшихся из наиболее способных к розыскной работе полицейских. Даже теперь, в 1888 году, полиция Лондона испытывает нехватку таких специалистов.

— Преступлений стало бы меньше, а работа полиции сделалась бы эффективнее, согласись вы с моим предложением увеличить число детективов в уголовных отделах полицейских дивизионов, — высказывает свое мнение Монро. — Я изложил свои соображения письменно.

— Я ознакомился с вашим докладом, — подтверждает Уоррен, — однако нахожу эту затею лишенной смысла. Если вам нужны люди в штатском, вы можете переодеть часть констеблей в гражданскую одежду.

Шеф Уголовного департамента склоняет голову. Нет, он не признает правоту Уоррена, но этому человеку, похоже, попросту невозможно объяснить разницу между констеблем в штатском и детективом. Полковник тем временем продолжает:

— Мне, в свою очередь, кажется вполне разумным требование, чтобы Департамент уголовных расследований начал отвечать своему названию и сосредоточился на преступлениях. Вместо этого вы все свое время, похоже, посвящаете поискам ирландских мятежников.

Монро бесстрастно выслушивает претензии главного комиссара. После реорганизации Уголовного департамента в феврале восемьдесят седьмого на одну из его секций было официально возложено наблюдение за ирландцами в Лондоне и предотвращение возможных террористических актов. Но причина негодования шефа полиции кроется не в ирландцах, а в Особом отделе, который после упомянутой реорганизации появился в департаменте Монро. Отдел состоит всего из четырех человек, финансируется отдельно от столичной полиции и неподотчетен главному комиссару. Глава отдела, старший инспектор Литтлчайлд, подавал рапорты непосредственно Джеймсу Монро, который, в свою очередь, давал отчет уже непосредственно министру внутренних дел Генри Мэтьюзу Прежний главный комиссар Хендерсон ничего не имел против такого положения дел, но для полковника Уоррена подобная ситуация выглядит неприемлемой.