Изменить размер шрифта - +
В самом деле, на  всех  нас,
дворян, в нашем  острога  начальство  смотрело  внимательнее  и  осторожнее.
Поблажки нам насчет работы и содержания не было решительно  никакой:  те  же
работы, те же кандалы, те же замки - одним словом, все то же самое, что и  у
всех арестантов. Да и облегчить-то нельзя было. Я знаю, что в этом городе  в
то недавнее давнопрошедшее время было столько  доносчиков,  столько  интриг,
столько рывших друг другу яму, что начальство, естественно, боялось  доноса.
А уж чего страшнее было в то время доноса  о  том,  что  известного  разряда
преступникам дают поблажку! Итак, всякий побаивался, и мы  жили  наравне  со
всеми  каторжными,  но  относительно  телесного  наказания  было   некоторое
исключение. Правда, нас бы чрезвычайно удобно высекли, если б  мы  заслужили
это, то есть  проступились  в  чем-нибудь.  Этого  требовал  долг  службы  и
равенства - перед  телесным  наказанием.  Но  так,  зря,  легкомысленно  нас
все-таки бы не высекли, а с простыми арестантами такого рода  легкомысленное
обращение,  разумеется,  случалось,  особенно  при   некоторых   субалтерных
командирах и охотниках распорядиться и внушить при  всяком  удобном  случае.
Нам известно было, что комендант, узнав об истории с стариком  Ж-ким,  очень
вознегодовал на майора и внушил  ему,  чтоб  он  на  будущее  время  изволил
держать руки покороче. Так рассказывали мне все. Знали тоже у нас,  что  сам
генерал-губернатор, доверявший нашему майору  и  отчасти  любивший  его  как
исполнителя и человека с некоторыми способностями, узнав  про  эту  историю,
тоже выговаривал ему. И майор наш принял это к сведению. Уж  как,  например,
ему хотелось добраться до М-го, которого он ненавидел через  наговоры  А-ва,
но он  никак  не  мог  его  высечь,  хотя  и  искал  предлога,  гнал  его  и
подыскивался к нему. Об истории Ж-го скоро узнал весь город, и общее  мнение
было против майора; многие ему выговаривали,  иные  даже  с  неприятностями.
Вспоминаю теперь и мою первую встречу с плац-майором. Нас, то  есть  меня  и
другого ссыльного из дворян, с которым я вместе вступил в каторгу,  напугали
еще в Тобольске рассказами о неприятном характере этого человека. Бывшие там
в это время старинные двадцатипятилетние ссыльные из дворян, встретившие нас
с глубокой симпатией и имевшие с нами сношения все время, как мы  сидели  на
пересыльном  дворе,  предостерегали  нас  от  будущего  командира  нашего  и
обещались сделать все, что только могут, через знакомых людей, чтоб защитить
нас от его преследования. В  самом  деле,  три  дочери  генерал-губернатора,
приехавшие из России и гостившие в то время у отца, получили от  них  письма
и, кажется, говорили ему в нашу пользу. Но что он  мог  сделать?  Он  только
сказал майору, чтоб он был несколько поразборчивее. Часу в третьем пополудни
мы, то есть я и товарищ мой, прибыли в этот город, и конвойные прямо  повели
нас к нашему повелителю. Мы стояли в передней, ожидая  его.  Между  тем  уже
послали  за  острожным  унтер-офицером.  Как  только  явился  он,  вышел   и
плац-майор.
Быстрый переход