В самом деле, на всех нас,
дворян, в нашем острога начальство смотрело внимательнее и осторожнее.
Поблажки нам насчет работы и содержания не было решительно никакой: те же
работы, те же кандалы, те же замки - одним словом, все то же самое, что и у
всех арестантов. Да и облегчить-то нельзя было. Я знаю, что в этом городе в
то недавнее давнопрошедшее время было столько доносчиков, столько интриг,
столько рывших друг другу яму, что начальство, естественно, боялось доноса.
А уж чего страшнее было в то время доноса о том, что известного разряда
преступникам дают поблажку! Итак, всякий побаивался, и мы жили наравне со
всеми каторжными, но относительно телесного наказания было некоторое
исключение. Правда, нас бы чрезвычайно удобно высекли, если б мы заслужили
это, то есть проступились в чем-нибудь. Этого требовал долг службы и
равенства - перед телесным наказанием. Но так, зря, легкомысленно нас
все-таки бы не высекли, а с простыми арестантами такого рода легкомысленное
обращение, разумеется, случалось, особенно при некоторых субалтерных
командирах и охотниках распорядиться и внушить при всяком удобном случае.
Нам известно было, что комендант, узнав об истории с стариком Ж-ким, очень
вознегодовал на майора и внушил ему, чтоб он на будущее время изволил
держать руки покороче. Так рассказывали мне все. Знали тоже у нас, что сам
генерал-губернатор, доверявший нашему майору и отчасти любивший его как
исполнителя и человека с некоторыми способностями, узнав про эту историю,
тоже выговаривал ему. И майор наш принял это к сведению. Уж как, например,
ему хотелось добраться до М-го, которого он ненавидел через наговоры А-ва,
но он никак не мог его высечь, хотя и искал предлога, гнал его и
подыскивался к нему. Об истории Ж-го скоро узнал весь город, и общее мнение
было против майора; многие ему выговаривали, иные даже с неприятностями.
Вспоминаю теперь и мою первую встречу с плац-майором. Нас, то есть меня и
другого ссыльного из дворян, с которым я вместе вступил в каторгу, напугали
еще в Тобольске рассказами о неприятном характере этого человека. Бывшие там
в это время старинные двадцатипятилетние ссыльные из дворян, встретившие нас
с глубокой симпатией и имевшие с нами сношения все время, как мы сидели на
пересыльном дворе, предостерегали нас от будущего командира нашего и
обещались сделать все, что только могут, через знакомых людей, чтоб защитить
нас от его преследования. В самом деле, три дочери генерал-губернатора,
приехавшие из России и гостившие в то время у отца, получили от них письма
и, кажется, говорили ему в нашу пользу. Но что он мог сделать? Он только
сказал майору, чтоб он был несколько поразборчивее. Часу в третьем пополудни
мы, то есть я и товарищ мой, прибыли в этот город, и конвойные прямо повели
нас к нашему повелителю. Мы стояли в передней, ожидая его. Между тем уже
послали за острожным унтер-офицером. Как только явился он, вышел и
плац-майор. |