| – Ах, Боже мой! Какой вы странный! Не всех... Ну, кто вообще... Впрочем, что ж это я! Забыла. Мы волнуем больного.
 Прошумело платье. Хозяйка склонилась ко мне.
 – Я не вол нуюсь...
 – Пустяки, – сухо отрезал Слезкин, – пустяки!
 – Что? Пустяки?
 – Да это... Осетины там и другое. Вздор, – он выпустил клуб дыма.
 Изнуренный мозг вдруг запел:
 
 Мама! Мама! Что мы будем делать ?!
 
 – В самом деле. Что мы бу дем де лать?
 Слезкин усмехнулся одной правой щекой. Подумал. Вспыхнуло вдохновение.
 – Подотдел искусств откроем !
 – Это... что такое?
 – Что?
 – Да вот... подудел?
 – Ах нет. Под от дел!
 – Под?
 – Угу!
 – Почему под?
 – А это... Видишь ли, – он шевельнулся, – есть отнаробраз  или обнаробраз. От. Понимаешь? А у него подотдел. Под. Понимаешь?!
 – Наро браз. Дико браз. Барбюс. Барбос.
 Взметнулась хозяйка.
 – Ради Бога, не говорите с ним! Опять бредить начнет...
 – Вздор! – строго сказал Юра. – Вздор! И все эти мингрельцы, имери ... Как их? Черкесы. Просто дураки!
 – Ка кие?
 – Просто бегают. Стреляют. В луну. Не будут грабить...
 – А что с нами? Бу дет?
 – Пустяки. Мы откроем...
 – Искусств?
 – Угу! Все будет. Изо. Лито. Фото. Тео.
 – Не по ни маю.
 – Мишенька, не разговаривайте! Доктор...
 – Потом объясню! Все будет! Я уж заведовал. Нам что? Мы аполитичны. Мы – искусство!
 – А жить?
 – Деньги за ковер будем бросать!
 – За какой ковер?..
 – Ах, это у меня в том городишке, где я заведовал, ковер был на стене. Мы, бывало, с женой, как получим жалование, за ковер деньги бросали. Тревожно было. Но ели. Ели хорошо. Паек.
 – А я?
 – Ты завлито будешь. Да.
 – Какой?
 – Мишуня! Я вас прошу!..
 
 
 III. ЛАМПАДКА
 
 Ночь плывет. Смоляная, черная. Сна нет. Лампадка трепетно светит. На улицах где то далеко стреляют. А мозг горит. Туманится.
 
 Мама! Мама!! Что мы будем делать?!
 
 Строит Слезкин там. Наворачивает. Фото. Изо. Лито. Тео. Тео. Изо. Лизо. Тизо. Громоздит фотографические ящики. Зачем? Лито – литераторы. Несчастные мы! Изо. Физо. Ингуши сверкают глазами, скачут на конях. Ящики отнимают. Шум. В луну стреляют. Фельдшерица колет ноги камфарой: третий приступ!..
 – О о! Что же будет?! Пустите меня! Я пойду, пойду, пойду...
 – Молчите, Мишенька, милый, молчите!
 После морфия исчезают ингуши. Колышется бархатная ночь. Божественным глазком светит лампадка и поет хрустальным голосом:
 
 – Ма а ма. Ма а ма!
 
 
 
 IV. ВОТ ОН – ПОДОТДЕЛ
 
 Солнце. За колесами пролеток – пыльные облака... В гулком здании ходят, выходят... В комнате, на четвертом этаже, два шкафа с оторванными дверцами, колченогие столы. Три барышни с фиолетовыми губами – то на машинках громко стучат, то курят.
 С креста снятый, сидит в самом центре писатель  и из хаоса лепит подотдел. Тео. Изо. Сизые актерские лица лезут на него. И денег требуют.
 После возвратного – мертвая зыбь. Пошатывает и тошнит. Но я заведываю. Зав. Лито. Осваиваюсь.
 – Завподиск . Наробраз. Литколлегия.
 Ходит какой то между столами. В сером френче и чудовищном галифе. Вонзается в группы, и те разваливаются. Как миноноска, режет воду. На кого ни глянет – все бледнеют. Глаза под стол лезут. Только барышням – ничего! Барышням – страх не свойствен.
 Подошел. Просверлил глазами, вынул душу, положил на ладонь и внимательно осмотрел.
 |