" Мне представлялась квартира этой
неизвестной дамы. Мне казалось почему-то, что это огромная квартира, что в белой
необъятной передней на стене висит в золотой раме картины, что в комнатах всюду
блестит паркет. Что в средней рояль, что громадный ков...
Мечтания мои прервал вдруг тихий стон и утробное ворчание. Я открыл глаза.
Малый, бледный смертельной бледностью, закатив глаза под лоб, сидел на диване,
растопырив ноги на полу. Дама и Амалия Ивановна кинулись к нему. Дама
побледнела.
- Алеша! - вскричала дама, - что с тобой?!
- Фуй, Аль>еша! Что с тобой?! - воскликнула и Амалия Ивановна.
- Голова болит, - вибрирующим слабым баритоном ответил малый, и шапка его
съехала на глаз. Он вдруг надул щеки и еще более побледнел.
- О боже! - вскричала дама.
Через несколько минут во двор влетел открытый таксомотор, в котором, стоя, летел
Баквалин.
Малого, вытирая ему рот платком, под руки вели из конторы.
О, чудный мир конторы! Филя! Прощайте! Меня скоро не будет. Вспомните же меня и
вы!
Глава 12. СИВЦЕВ ВРАЖЕК
Я и не заметил, как мы с Торопецкой переписали пьесу. И не успел я подумать, что
будет теперь далее, как судьба сама подсказала это.
Клюквин привез мне письмо.
"Глубочайше уважаемый
Леонтий Сергеевич!.."
Почему, черт возьми, им хочется, чтобы я был Леонтием Сергеевичем? Вероятно, это
удобнее выговаривать, чем Сергей Леонтьевич?.. Впрочем, это неважно!
"...Вы должны читать Вашу пиэсу Ивану Васильевичу. Для этого Вам надлежит
прибыть в Сивцев Вражек 13-го в понедельник в 12 часов дня.
Глубоко преданный
Фома Стриж".
Я взволновался чрезвычайно, понимая, что письмо это исключительной важости.
Я решил так: крахмальный воротник, галстук синий, костым серый. Последнее решить
было нетрудно, ибо серый костюм был моим единственным приличным костюмом.
Держаться вежливо, но с достоинством и, боже сохрани, без намека на угодливость.
Тринадцатое, как хорошо помню, было на другой день, и утром я повидался в театре
с Бомбардовым.
Наставления его показались мне странными до чрезвычайности.
- Как пройдете большой серый дом, - говорил Бомбардов, - повернете налево, в
тупичок. Тут уж легко найдете. Ворота резные, чугунные, дом с колоннами. С улицы
входа нету, а поверните за угол во дворе. Там увидите человека в тулупе, он у
вас спросит: "Вы зачем!" - а вы ему скажите только одно слово: "Назначено".
- Это пароль? - спросил я. - А если человека не будет?
- Он будет, - сказал холодно Бомбардов и продолжал: - За углом, как раз напротив
человека в тулупе, вы увидите автомобиль без колес на домкрате, а возле него
ведро и человека, который моет автомобиль.
- Вы сегодня там были? - спросил я в волнении.
- Я был там месяц тому назад.
- Так почем же вы знаете, что человек будет мыть автомобиль?
- Потому, что он каждый день его моет, сняв колеса.
- А когда же Иван Васильевич ездит в нем?
- Он никогда в нем и не ездит.
- Почему?
- А куда же он будет ездить?
- Ну, скажем, в театр?
- Иван Васильевич в театр приезжает два раза в год на генеральные репетиции, и
тогда ему нанимают извозчика Дрыкина.
- Вот тебе на! Зачем же извозчик, если есть автомобиль?
- А если шофер умрет от разрыва сердца за рулем, а автомобиль возьмет да и
въедет в окно, тогда что прикажете делать?
- Позвольте, а если лошадь понесет?
- Дрыкинская лошадь не понесет. Она только шагом ходит. Напротив же как раз
человека с ведром - дверь. Войдите и подымайтесь по деревянной лестнице. Потом
еще дверь. Войдите. Там увидите черный бюст Островского. А напротив беленькие
колонны и черная-пречерная печка, возле которой сидит на корточках человек в
валенках и топит ее. |