|
Я рассмеялся. - Вы уверены, что он непременно будет и непременно на корточках? - Непременно, - сухо ответил Бомбардов, ничуть не смеясь. - Любопытно проверить! - Проверьте. Он спросит тревожно: "Вы куда?" А вы ответьте... - Назначено? - Угу. Тогда он вам скажет: "Пальтецо снимите здесь", - и вы попадете в переднюю, и тут выйдет к вам фельдшерица и спросит: "Вы зачем?" И вы ответите... Я кивнул головой. - Иван Васильевич вас спросит первым долгом, кто был ваш отец. Он кто был? - Вице-губернатор. Бомбардов сморщился. - Э... нет, это, пожалуй, не подходит. Нет, нет. Вы скажите так: служил в банке. - Вот уж это мне не нравится. Почему я должен врать с первого же момента? - А потому что это может его испугать, а... Я только моргал глазами. - ...а вам все равно, банк ли, или что другое. Потом он спросит, как вы относитесь к гомеопатии. А вы скажите, что принимали капли от желудка в прошлом году и они вам очень помогли. Тут прогремели звонки, Бомбардов заторопился, ему нужно было идти на репетицию, и дальнейшие наставления он давал сокращенно. - Мишку Панина вы не знаете, родились в Москве, - скороговоркой сообщал Бомбардов, - насчет Фомы скажите, что он вам не понравился. Когда будете насчет пьесы говорить, то не возражайте. Там выстрел в третьем акте, так вы его не читайте... - Как не читать, когда он застрелился?! Звонки повторились. Бомбардов бросился бежать в полутьму, издали донесся его тихий крик: - Выстрела не читайте! И насморка у вас нет! Совершенно ошеломленный загадками Бомбардова, я минута в минуту в полдень был в тупике на Сивцевом Вражке. Во дворе мужчины в тулупе не было, но как раз на том месте, где Бомбардов и говорил, стояла баба в платке. Она спросила: "Вам чего?" - и подозрительно поглядела на меня. Слово "назначено" совершенно ее удовлетворило, и я повернул за угол. Точка в точку в том месте, где было указано, стояла кофейного цвета машина, но на колесах, и человек тряпкой вытирал кузов. Рядом с машиной стояло ведро и какая-то бутыль. Следуя указаниям Бомбардова, я шел безошибочно и попал к бюсту Островского. "Э..." - подумал я, вспомнив Бомбардова: в печке весело пылали березовые дрова, но никого на корточках не было. Но не успел я усмехнуться, как старинная дубовая темнолакированная дверь открылась, и из нее вышел старикашка с кочергой в руках и в заплатанных валенках. Увидев меня, он испугался и заморгал глазами. "Вам что, гражданин?" - спросил он. "Назначено", - ответил я, упиваясь силой магического слова. Старикашка посветлел и махнул кочергой в направлении другой двери. Там горела старинная лампочка под потолком. Я снял пальто, под мышку взял пьесу, стукнул в дверь. Тотчас за дверью послышался звук снимаемой цепи, потом повернулся ключ в дверях, и выглянула женщина в белой косынке и белом халате. "Вам что?" - спросила она. "Назначено", - ответил я. Женщина посторонилась, пропустила меня внутрь и внимательно поглядела на меня. - На дворе холодно? - спросила она. - Нет, хорошая погода, бабье лето, - ответил я. - Насморка у вас нету? - спросила женщина. Я вздрогнул, вспомнив Бомбардова, и сказал: - Нету, нету. - Постучите сюда и входите, - сурово сказала женщина и скрылась. Перед тем как стукнуть в темную, окованную металлическими полосами дверь, я огляделся. Белая печка, громадные шкафы какие-то. Пахло мятой и еще какой-то приятной травой. Стояла полная тишина, и она вдруг прервалась боем хриплым. Било двенадцать раз, и затем тревожно прокуковала кукушка за шкафом. |
