Изменить размер шрифта - +

   — А вот здесь… — спокойно продолжил я, но допрашиваемая остановила меня вялым движением руки.

   — Не надо, — сквозь слезы прошептала она. — Не надо. Я все расскажу…

   Несколько секунд были слышны только всхлипывания. Потом Лабецкая сама протянула руку к стакану с водой, двумя глотками осушила его до дна и сказала:

   — Я убила Смирнову… Ничего не скрою от вас…

   Часа полтора длился её рассказ, путаный, сбивчивый, прерываемый то плачем, то долгим молчанием.

   Она рассказала о том, как в конце августа 1947 года совсем неожиданно явилась к ней на квартиру Лена Смирнова, которая просила показать её профессору. Лабецкая обещала договориться с доцентом Власовым. В знак благодарности Смирнова подарила ей одно красивое платье, хотя в её чемодане их было много, очень много. В душе Лабецкой одновременно вспыхнули зависть и ненависть к Смирновой. За то, что у неё было все: и любовь, и эти красивые платья, и даже слава победителя, два ордена и медали. Ночью Лабецкая задушила подушкой спящую подругу… Нет, она вовсе не хочет оправдываться и вводить в заблуждение следствие. Она признает, что убийство было совершено из корысти…

   В тот день, когда я направил в суд дело по обвинению Лабецкой в умышленном убийстве, ко мне пришёл Матвей Михайлович Клинов. И по его счастливым глазам, в которых, однако, стояли слезы, было понятно: у человека большая радость. Невольным виновником этой радости оказался я. В результате моих запросов была найдена его дочь. И вот через шесть лет она приехала навестить отца.

   Но, честно говоря, его рассказ был и горьким испытанием для меня. Это был упрёк моим ошибкам и заблуждениям, которые, слава богу, удалось исправить.

   Старик пришёл поделиться со мной, как по своему недосмотру едва не потерял дочь.

   Но, к счастью, ей встретился хороший парень. С ним она и уехала (а вернее сказать, сбежала) на Дальний Восток. Подальше от Жоры Тарзана и его друзей.

   А не писала о себе, потому что боялась, как бы Ерыгин её не нашёл и жизнь её не поломалась.

   Клинов бережно протянул мне любительскую фотографию. Девочка лет пяти с большим бантом и смеющимися глазами.

   — Внучка, — гордо сказал он. — У неё-то в жизни все будет хорошо. Я верю в это, товарищ следователь.

   И мне показалось, что на слове «товарищ» Клинов сделал особое ударение.

   «ДОСЛЕДОВАНИЕ»

   В 1955 году меня перевели в Зорянск, небольшой город, каких много в центральной полосе России, на должность помощника прокурора района. Я ещё толком не успел освоиться на новом месте, как вызывает меня прокурор Алексей Платонович Звянцев и говорит:

   — Еду, Захар Петрович, в Москву. Останетесь исполнять обязанности за меня. — Он вздохнул. — На пенсию уже пора, а вот посылают учиться. Двухмесячные курсы… Кажется, вы уже осмотрелись?

   — Да вроде бы, — ответил я.

   Званцев обратил внимание на то, чтобы жалобы и заявления рассматривались в срок, и вообще дал немало советов. В том числе — постараться избегать конфликтов. И ещё он просил меня участвовать в судебном процессе по делу об убийстве, на котором должен был выступать сам, но из-за поездки в Москву не мог.

   Прокурор уехал, а я тут же засел за изучение дела: до процесса оставалось всего два дня.

   Обстоятельства были таковы. 20 мая 1955 года два приятеля Дмитрий Краснов и Иван Хромов, студенты 2-го курса Зорянского строительного техникума, пошли утром на Голубое озеро, расположенное на окраине города.

Быстрый переход