Оставалось одно — самому побывать на Восточном разъезде.

   Я оседлал Земфиру и отправился в путь.

   Вдоль насыпи у разъезда шла лесополоса — приземистые деревья и густой кустарник с пожелтевшей осенней листвой. На разъезде дожидался встречного состава товарняк: железная дорога была одноколейной.

   Я спешился у маленького кирпичного домика, привязал лошадь к топольку у крыльца и постучал в дверь.

   — Вы ко мне? — услышал я сзади женский голос.

   К домику подходила женщина в брезентовом плаще с капюшоном, скрывающим почти все лицо.

   — Наверное, к вам… Я следователь.

   Она достала из-под крыльца ключ, открыла дверь.

   — Проходите, пожалуйста.

   Через крохотные сени мы прошли в комнату. Хозяйка сняла плащ. Она была невысокого роста, чуть полновата. Мягкий овал лица, серые добрые глаза. Русые волосы собраны сзади в пышный узел. Мне показалось, что в её взгляде промелькнула такая же грустинка, как и у Кривеля.

   Мерно тикали ходики, со стены смотрела на меня картина «Письмо с фронта», вырезанная из «Огонька». Мы присели у небольшого стола, покрытого чистой скатертью.

   — Вы знакомы с Кривелем? — спросил я.

   — Да, я хорошо знаю Бориса, — ответила она, глядя мне прямо в глаза.

   — И давно вы знакомы?

   — Давно. — Она чуть задумалась. — Познакомились ещё до того, как он женился.

   — Он часто бывает у вас?

   — Часто, — вздохнула Зоя.

   — А в минувший вторник одиннадцатого числа был?

   Она отрицательно покачала головой.

   — Самыкина вы знаете?

   — Видела несколько раз. Приезжал с Борисом.

   — Самыкин утверждает, что они с Кривелем были у вас во вторник одиннадцатого числа. Вы его, говорит, чаем поили…

   Зоя стряхнула со стола невидимые соринки и, пожав плечами, произнесла:

   — Напутал, наверное…

   Подписывая протокол, она встревожилась.

   — Поверьте, Борис честный человек. Конечно, кто из нас без недостатков? Есть они и у Бориса. Но насчёт честности — поверьте мне…

   Ни о каком драпе, естественно, я не спрашивал.

   Вернувшись в прокуратуру, я внимательно прочитал протокол допроса. Под ним полудетским почерком было выведено: «З.Иванцова». Западные графологи утверждают, что попочерку можно определить характер человека. Что ж, если верить им, Иванцова — человек бесхитростный. Может, так оно и было. У меня самого осталось именно такое впечатление.

   Значит, врёт Самыкин… Но для чего ему надо было присочинять, что с базы они заезжали к Зое?

   Вечером того же дня я произвёл обыск в доме Самыкина. Его самого не было.

   — С работы ещё не приходил, — объяснила его жена Анна Ивановна, худая женщина с усталым лицом.

   Наш приход с участковым уполномоченным милиции и понятыми сильно напугал её. Было видно, она хочет спросить о чем-то, но не решается. Наконец Анна Ивановна не выдержала и подошла ко мне.

   — Скажите, прошу вас, что он сделал? Лучше правду, чем мучиться…

   — Успокойтесь, Анна Ивановна, — смутился я.