Продолжительное путешествие показалось чудесным сном бедному юноше, который столько недель был одинок, заброшен, лишен дружеского участия и снедаем тоской по родине. Наконец, когда наши путешественники уже приближались к границе, Пэрриш сказал что-то о паспортах; потом вздрогнул, будто вспомнив о чем-то, и добавил:
— Да, кстати, я почему-то не помню, был ли у вас в руках мой паспорт, когда мы выходили из консульства. Но ведь он с вами, не правда ли?
— Нет, он идет почтой, — безмятежно сообщил майор.
— П-почтой! — пролепетал юноша. Все ужасы, которые он слышал о бедствиях и злоключениях беспаспортных гостей России, ожили в его потрясенном сознании, и он побледнел, как мел.
— О майор, ради бога, что же со мной будет? Как вы могли это сделать?
Майор ласково положил руку ему на плечо и сказал:
— Успокойтесь, мой мальчик, все будет хорошо. Я взял на себя заботу о вас и не допущу, чтобы с вами стряслась какая-либо беда. Главный инспектор меня знает, я ему все объясню, и все будет в порядке, вот увидите. Да не расстраивайтесь вы! Я все улажу, это легче легкого.
У Альфреда душа уходила в пятки, он дрожал с головы до ног, но кое-как постарался скрыть свое отчаяние и даже изобразить какое-то подобие бодрости в ответ на ласковые слова и уверения майора.
На границе он вышел из вагона и, стоя поодаль от толпы пассажиров, в страшной тревоге ожидал майора, который протискивался вперед, чтобы «все объяснить главному инспектору». Ожидание тянулось мучительно долго, но вот наконец вновь появился майор и жизнерадостно выпалил:
— Проклятие, здесь новый инспектор, и я с ним незнаком!
С отчаянным криком: «О боже, боже, мне следовало ожидать этого!» Альфред прислонился к груде чемоданов и начал беспомощно сползать на землю, но майор подхватил его, усадил на чей-то сундук, сел рядом и, придерживая его рукой, зашептал на ухо:
— Не волнуйтесь, дружок, не волнуйтесь же… все обойдется. Только положитесь на меня. Помощник инспектора слеп, как крот. Я наблюдал за ним и совершенно уверен в этом. Теперь послушайте, что надо сделать. Я пройду и предъявлю свой паспорт, а потом стану вон там, по ту сторону решетки, где стоят крестьяне с мешками. Станьте рядом, я прислонюсь к решетке и просуну вам паспорт сквозь прутья, потом вы пойдете вместе со всеми, предъявите паспорт и будете уповать на провидение и на крота. Главным образом на крота. Все будет в лучшем виде! Только не бойтесь.
— Да, но боже милостивый, ваши приметы совпадают с моими не больше чем…
— О, это пустяки! Разница между мужчиной пятидесяти одного года и девятнадцати для крота совершенно незаметна… Успокойтесь же, все обойдется как нельзя лучше.
Спустя десять минут побледневший и обессилевший от страха Альфред неверными шагами приближался к поезду. Однако он успешно обошел крота и был счастлив, как не обложенная налогом собака, которая улизнула от полицейского.
— Ну, что я вам говорил? — воскликнул майор, находившийся в превосходном расположении духа. — Я знаю, что все удается, стоит лишь положиться на провидение, как это делают доверчивые маленькие дети, и не пытаться исправить его пути. Так всегда бывает.
Всю оставшуюся часть путешествия майор лез из кожи вон, стараясь вдохнуть жизнь в своего юного спутника, восстановить его кровообращение, вытянуть его из пучины уныния, заставить вновь почувствовать, что жизнь удовольствие и жить стоит. В результате молодой человек прибыл в Петербург в приподнятом настроении, бодро вступил в гостиницу и внес в список приезжих свое имя. Однако, вместо того чтобы указать ему номер, портье вопросительно глядел на него, чего-то выжидая. Майор тут же ринулся на помощь и дружески заговорил с портье:
— О, все в порядке… вы ведь меня знаете… внесите его в список, я отвечаю. |